Шпионские страсти
(Продолжение. Начало в «ЧЛ» №№ 20-24).
Мы продолжаем рассказывать о том, как суд, с «благословления» прокуратуры, а теперь и Минюст сделали из женской правозащитной организации «Союз «Женщины Дона» «иностранного агента».
Я уже не раз писала, почему общественные организации категорически отказываются носить клеймо «иностранного агента». Четко, понятно в прошлом номере «ЧЛ» об этом заявил сам Союз «Женщины Дона». Повторяться не буду. Скажу только: кому-то два года назад было угодно всё, что делалось на благо нашей страны, наших граждан многими-многими НКО, назвать деятельностью «иностранных агентов» – в интересах зарубежных государств.
А что делали эти «иностранные агенты»? Я хотела привести примеры. Множество примеров. Но потом решила привести только один. И напечатать заново – уж, извините! – мою собственную статью 2007 года. Мне кажется, убедительней историй не бывает.
КУПОЛ ЛЮБВИ И СВЕТА
1 сентября – День знаний — перестал быть праздником для многих в России, когда случился Беслан.
Больно, страшно, дико по-прежнему, хоть прошло уже несколько лет. И, наверное, не было человека – нормального человека! – который не хотел бы в те дни помочь жителям маленького северо-осетинского городка.
Психологи из Новочеркасска помогали бесланцам два года.
В 2000 году психологи Центра эстетического воспитания стали участниками программы института психотерапии консультирования «Гармония» (Санкт-Петербург). Прошли обучение, стали сертифицированными специалистами по работе с людьми, перенесшими психологическую травму. Начали работать, пришел опыт. И когда узнали о захвате заложников в Беслане, они поняли сразу: мы там нужны. За поддержкой обратились в общественную организацию – Союз «Женщины Дона». Его председатель Валентина Череватенко сказала: «Давайте попробуем».
В конце сентября на встречу в «Союзе» приехало 25 человек. Среди них — психологи, работавшие в дни трагедии в Беслане – в окружившей захваченную школу толпе; те, кто оказывал психологическую помощь родственникам пассажиров взорванных террористами самолетов; специалисты в области этнопсихологии. Тогда впервые от очевидцев и участников событий они узнали реальную картину – многое в СМИ еще не сообщалось.
Выехать в Беслан они были готовы немедленно. Их помощь нужна была не только пострадавшим: их коллеги – местные психологи задыхались и выдыхались. Они работали с бывшими заложниками – детьми и взрослыми, работали с родственниками погибших на опознании в морге. Да и сам морг находился на территории психологического центра – трупы лежали на площадке перед ним.
Стали составлять списки – кто поедет. Вышло более двадцати человек: новочеркасцы, ростовчане, жители Краснодарского и Ставропольского краев, Дагестана и, конечно, Осетии. Предстояло получить разрешение на работу в Беслане: в институт имени Сербского они направили документы, резюме. Разрешение не задержалось.
В начале октября малой орггруппой они выехали во Владикавказ, чтобы определиться, где базироваться, где жить.
В Беслане работали психиатры и психологи института им. Сербского. Прием вели в поликлинике, там и жили. Беслан – 30 тысяч жителей. Огромное количество погибших, множество пострадавших. Ранения разной тяжести. Шок.
Новочеркасцы сняли квартиру поблизости – во Владикавказе, нашли машину с водителем. В той же поликлинике им выделили два кабинета. 29 октября первая бригада новочеркасских психологов приехала в Беслан: Галина Самарская, Владимир Рудь, Галина Кондрат.
Рассказывает Галина Кондрат:
— Признаюсь: нам было страшно.
Мне казалось, что при таких масштабах беды над городом стоит плач, ужасная атмосфера всеобщей скорби. Когда мы приехали (и это мое ощущение разделяли многие), над Бесланом будто висел купол любви и света. И между людьми — и пострадавшими, и пришедшими на помощь — удивительным образом устанавливались связи, сплоченность была огромная. Очень близкие, теплые отношения складывались между коллегами. Сразу возникло профессиональное сообщество. Мы индивидуально консультировали пострадавших, но были и инициаторами того, чтобы проводить групповые реабилитационные сессии для коллег, которые работали долго, с первых дней, у них уже начинались признаки профессионального выгорания. Не было никаких обид, никакой конкуренции — они были готовы принять наш любой опыт: делитесь с нами! На общее обсуждение — супервизорские сессии – мы выносили возникающие проблемы. Например, как рассказать ребенку, что мамы нет: папа не знает и психолог в затруднении.
Первой клиенткой Галины Кондрат была молодая учительница первого класса, заложница. А потом пошли другие: дети и взрослые, женщины и, что удивительно для Осетии, мужчины. Одни приходили сами, понимая, что им нужна помощь, другие – по направлению владикавказских коллег. В маленьком Беслане отлично работало «сарафанное радио»: те, кому становилось легче, присылали к новочеркасцам своих соседей, родственников, друзей.
Рядом, в поликлинике, была открыта детская комната. Там дежурили совсем молоденькие студентки — будущие психологи, еще не знающие методов и способов работы с травмированной детворой. У них была масса игрушек и добрые сердца. А за советом они шли к новочеркасским психологам, взявшим над ними негласное шефство.
— У 35 процентов людей, побывавших в таких ситуациях, наступает посттравматический синдром, — рассказывает Галина Кондрат. – К нашему приезду шок уже прошел, нам нужно было определить, есть ли у человека такой синдром, дать людям высказаться, отреагировать на беду, потерю близких. «Плохо, болит, — говорили нам. – Как закрою глаза, снова вижу…».
Дети боялись бородатых мужчин, пугались громких звуков. После пережитого многие отказались ходить в школу. Через полтора года после страшного 1-го сентября к Галине на прием попал мальчик, который так и не смог побороть себя. В день трагедии он был первоклассником, но пошел в другую школу и не был участником событий. Но школа для него стала местом, куда ходить опасно. Он говорил: «Там детей убивают». Не отходил от мамы ни на шаг.
Отказалась ходить в школу и бывшая заложница – восьмилетняя Маринка. После событий вся ее семья стала жить у папы в машине: он боялся расставаться с родными, оставлять их дома. Дома они только спали, а целый день колесили с отцом-бизнесменом по его делам, даже ели в машине. А между поездками завозили Маринку к Галине.
— Мы начали ходить с ней в школу № 6, куда определили детей из захваченной школы. Первый раз мы дошли только до школы. Мы щупали дверь, слушали, как она стучит… В конце концов мы дошли до класса. У девочки оказалась сильная психика, она честно старалась справиться с собой. Я с ней просидела один урок, и она мне сказала: «Можешь, наверное, идти».
Потом Кондрат узнала: на следующий год весь Маринкин класс вывезли в Швейцарию – из добрых, понятно, побуждений. Но у девочки там случилась истерика, нервный срыв. Мать вылетела за ней, ее забрала.
— Наше руководство делает такие ляпы! – Возмущается Галина. — Наши израильские коллеги (вот у кого огромный опыт работы с пережившими теракты) считают: вывозить с места событий нельзя, люди должны здесь адаптироваться, здесь вернуться к нормальному образу жизни. Нельзя было девочку отрывать от семьи, тем более, что у каждой семьи был свой способ выживания. Даже такой необычный, как у этой – в машине.
Психологи работали вахтовым методом – по 10 дней, потом бригады менялись, уезжали в Новочеркасск. Во второй бригаде приехала Наталья Беликова:
— Люди шли все время. Процесс похорон погибших растянулся на несколько месяцев. Многие люди сами просто не могли прийти. У нас были вызовы на дом, машину скорой помощи нам предоставляли. Мы ездили по домам, даже в другие поселки, ведь школа была престижная, в нее привозили для хорошего образования из окрестных селений. Мы выходили в неврологическое отделение, к тем, кто лежал в стационаре, оказывали помощь. Те, кто ходили, из стационара приходили к нам.
Беликова потом анализировала. Взрослых обращений было больше, чем детей. Женщин больше, чем мужчин. Мужчины вначале не шли. Когда увидели, что что-то меняется, пошли. Бывало, что приводили ребенка, а психологи предлагали маме: давайте и с вами поговорим. Часто мамы тоже оставались в качестве клиентов.
— У меня был ребенок, — рассказывает Наталья, — мы с ним уже довольно успешно работали. А его группой с родителями вывезли в Сочи, повезли в цирк. Массовое скопление людей… У ребенка началась истерика, у мамы следом — истерика. Всю работу с ними пришлось начинать заново…
Одни из первых клиентов Беликовой – семья: мать, сын и дочь. Все – заложники. Мать получила ранения, у десятилетнего мальчика рука сильно обожжена. Девочка 9-ти лет физических травм не получила. Посттравматическая реакция этих людей – агрессия друг на друга.
— Так часто бывает. Это – способ освобождения: страх всегда порождает агрессию. Мальчик не ходил в школу, потому что лечился, а девочка не хотела. Мы с ней поработали – она пошла сама. Я попросила: нарисуй школу, в которую ты хотела бы ходить. Она нарисовала очень красивую школу, но все равно это была та — № 1.
1 сентября 2005 года, в годовщину событий Галина Кондрат дежурила в поликлинике. На прием никто не пришел. Кроме коллег, которые оказывали поддержку и помощь людям в школах, на кладбищах – был День поминовения. Вечером психологическая помощь нужна была им самим.
Не раз им приходилось выезжать к людям, которые не хотели общаться с миром. О таких сообщали их родственники, коллеги. Наталья Беликова работала со школьницей-старшеклассницей, которая дальше двора никуда не выходила.
На второй год работы к психологам стали приходить не только женщины и дети, но и мужчины. Для осетинской культуры это явление уникальное: мужчина сам силен, он опора и поддержка, ему зазорно идти за помощью!
Папа с девочкой пришел к Галине Кондрат не за помощью, как он думал, а за знаниями, за советом: мама у них погибла, девочка чудом осталась жива, как ему жить с ней дальше?
Другого мужчину прислала на консультацию психиатрическая служба – как далеко зашло. Он говорил, что события 1 сентября на него не повлияли, он не имел никакого к ним отношения. Жаловался на головную боль, расплакался в кабинете. И только когда психологи поговорили с его женой, стало ясно, что психологическая травма была: он – пожарный, дежурил в тот день.
Бесланская трагедия активизировала старые незалеченные травмы. Психологам приходилось «раскручивать» события еще со времен войны. Женщина маялась: не похоронила мужа. А живущий недалеко от школы 60-летний осетин – очевидец теракта — задумался: зачем жить? Семь или восемь раз он приходил к психологу: «Дочка, я хочу тебе рассказать…». И рассказывал – всю свою жизнь. И уходя, каждый раз говорил: «Спасибо».
— Мы два года отработали, а у меня в последнюю бригаду пришли люди, которые только поняли, что им нужна помощь! – переживает Галина Кондрат. — Мы были вынуждены направлять их к своим коллегам.
— Это очень важно, что многие получили опыт работы с психологами, поняли, что им в трудную минуту может быть оказана квалифицированная помощь, — говорит Наталья Беликова. – Мы уехали, но там остались наши коллеги. Да и мы подготовили немало добровольных помощников психологов – волонтеров, ими стали, прежде всего, студентки-психологи из детской комнаты.
… Мать, потерявшая дочь, сотрудница поликлиники приходила к Галине Кондрат целый год. Она нашла свою девочку в морге, и обезображенное лицо погибшей не уходило из памяти. У нее произошла переоценка ценностей: она не могла вернуться к обыденному, бытовому, когда погиб человек.
С психологом они «затирали» ту страшную картинку. Матери нужно было отпустить дочь от себя, попрощаться. И мать нашла – звезду в небе. Убедила себя: дочь там. Выходит из дома, чтобы с ней поговорить.
— Я эту женщину спокойно оставляла, — делится Галина Кондрат. – Дочь уже не рядом с ней. Она может оставить ее на звезде и уйти. Чтобы жить.
P.S. Говорят: добро должно быть с кулаками. Не наш случай. Добро должно быть с деньгами – хотя бы на проезд «Новочеркасск – Беслан». Финансирование нашлось на оплату квартиры, проезд, крошечный гонорар. Одну поездку оплатил чешский фонд «Человек в беде». Больше других помог холдинг «Сибирь-Урал-Алюминий». Когда лидер «Женщин Дона» Валентина Череватенко и Наталья Беликова приехали к ним с отчетом, документами и фотоснимками, там очень удивились, сказав: давая деньги, мы редко знаем их судьбу.
«Частная лавочка», №35, 2007 г.
P.P.S. Вот такие они «иностранные агенты» — «Женщины Дона». Вот оно иностранное финансирование – одну поездку в Беслан оплатил чешский фонд.
Сейчас Союз «Женщины Дона» пытаются, через суд, оштрафовать за то, что он отказался добровольно регистрироваться «иностранным агентом». Штраф – до 500 тысяч рублей – может разорить организацию. Закроется общественная приемная, где много лет горожан (и не только) бесплатно консультируют опытные юристы. Прекратятся гуманитарные программы, остановится помощь людям.
В настоящее время Союз сам просит помощи у граждан – на оплату возможного штрафа. Чтобы выжить. Чтобы помогать жить другим.
Елена Надтока.
На снимках: Беслан, сентябрь 2004-го.
