Новочеркасское кладбище: его история, исследование и предостережение
Статья Владимира Кулишова, искусствоведа, «Покой им только снится», 16 февраля 1991 года, «Новочеркасские ведомости».
Как известно, одним из показателей нравственного здоровья общества является его от ношение к умершим. Судя по состоянию старого новочеркасского кладбища, да и нового, открытого несколько лет тому назад у Большого Мишкина, мы серьезно больны, поражены недугом равнодушия и беспамятства. Сегодня, когда порой не хватает бензина даже на заправку катафалки, когда все озабоченно мечутся, охваченные суетой повседневности, казалось бы не время думать и говорить о спасении души и мире ином. Но жизнь идет своим чередом и каждый день неизменно печально - молчаливая процессия следует к «мертвому городу», провожая человека в последний путь. Что это за конечное пристанище человека, какова память о нем — вопрос деликатный и тонкий, затрагивающий в равной мере и живых, и мертвых. Ибо каждому из нас не миновать сей участи.
Так почему же так неухожены и захламлены наши кладбища? Всегда ли так было? Вспомним нашу давнюю и не так уж давнюю историю.
Старое новочеркасское кладбище было основано в 1806 году, почти одновременно с городом. В 1810 году здесь была построена деревянная церковь во имя Дмитрия Солунского, замененная в 1861 году одноименной каменной. Тогда же кладбище было обнесено каменной оградой. В южной, наиболее старой части кладбища, вплотную примыкающей к пороховым погребам, тогда располагались захоронения богатых старообрядцев: огромные фундаментальные сооружения из ракушечника, прорезанные узкими окнами, забранными решетками, с дверьми, окованными железом. За более чем вековое существование кладбища на нем появилось множество таких монументальных строений в виде часовен и мавзолеев, надгробных памятников, изготовленных из разноцветного мрамора, гранита, лабрадорита, металла. К их созданию привлекались лучшие мастера и фирмы Новочеркасска и Ростова — Тонитто, Ржонца, Менционе, Сатонитто и других.
Чувство прочности и основательности в земной жизни переносилось и на память об умерших. Надгробные памятники сооружались на века, чтобы не прерывалась древняя казачья традиция уважения к предкам, почтительного отношения к старшим. Кладбище, где покоились именитые и рядовые жители города, были естественным продолжением его истории, напоминало о людях, -внесших вклад в его возвышение. Распланированностью аллей и дорожек, ухоженностью и красотой памятников, особой тишиной и покоем оно настраивало па уединенное общение с духом умерших. И не случайно в дореволюционном Новочеркасске это было наиболее достопримечательное и посещаемое место.
Революция и гражданская война, завершившаяся в 1920 году установлением Советской власти в Новочеркасске, чудовищно изменили нравы людей. Жестокость и насилие в беспощадном делении на «красных» и «белых» надолго затуманили здравый смысл и рассудок. Наступало время тотального «расказачивания», эпоха варварства и глумления над недавним прошлым. Ходкий лозунг «отречемся от старого мира» для ретивых исполнителей новой власти на местах был куда понятнее, чем робкие и непоследовательные указания Москвы о сохранении исторических реликвий. Да и что к ним можно было отнести, если история как бы начиналась сызнова. Уничтожалось все, что напоминало о «проклятом прошлом»: выкорчевывались старые памятники, взрывались храмы, оставляющие после себя на многие годы зияющие пустотой площади, заменялись названия улиц, увековечивающих теперь имена революционных вождей.
Словно позабылось и назначение кладбища, но только не богатство его надгробий, сделанных из ценных пород камня. Без мучительных нравственных раздумий и всяких угрызений совести, ими стали пользоваться как строительным материалом. Разрушались мавзолеи и склепы и просто так, безо всякой на то практической надобности, с варварским усердием, достойным лучшего применения. Старожилы рассказывают, что в разгромленных усыпальницах орудовали шайки любителей легкой наживы, «промышлявших» извлечением оцинкованных гробов, которые ими тут же вскрывались, чтобы выпотрошить содержимое. Правда, иногда их поражал мимолетный шок, страх возмездия за творимое преступление, — это когда взору неожиданно открывался покойник, точно живой, в полной генеральской форме и при регалиях. Но это длилось лишь мгновение и тут же, на глазах, одежда превращалась в прах... Покойники, увы, постоять за себя не могли, а обществу, парализованному классовой враждой, было не до этого. И кладбище, на которое всегда, в любое время дня, свободно ходили почтить умерших родственников и друзей, стало теперь пугать жителей одним своим видом, убийствами и разбоем. В разоренных склепах обитали бродяги и воры.
«Антирелигиозная пятилетка» 1932 — 1937 годов вновь пронеслась разрушительной волной по еще уцелевшим церквам, культовым памятникам и всему тому, что как-то было с этим связано. Верующие изгонялись из храмов, молодежь преследовалась даже за одно их посещение, традиционные христианские праздники поминовения пасха и родительская - объявлялись рабочими днями. Из сознания людей вытравливалась незыблемость вековых устоев народного быта, нравственности. морали. Старинные кладбища по всей стране стирались с лица земли и на их местах разбивались парки, сооружались клубы и танц-площадки. До чего еще более кощунственного можно было додуматься? И какие новые поколения мы могли взрастить на этой, пропитанной нигилизмом, почве?!
Быстро разорить кладбище оказалось невозможно, на это ушли годы. Накаты варварства, ненадолго затихая, следовали один за другим, В это время кого-то из руководителей города осеняет насколько «благая», настолько и кощунственная по своей сути идея использования мемориальной скульптуры для украшения Александровского сада (городской парк культуры и отдыха). Сотворить что-то вроде аллеи знаменитого Летнего сада в Ленинграде. На кладбище еще оставалось много чудесных мраморных надгробий с аллегорическими женскими фигурками и ангелами, венчающими пьедесталы памятников из черного отполированного лабрадорита и гранита. Зачастую они имели портретное сходство с захороненными, рано умершими юношами и девушками, гимназистками и реалистами. Так вот, эти скульптурные изображения сняли и вместо того, чтобы очистить от патины и лишайников, решили придать фигуркам «живой вид», грубо размалевав брови, глаза, губы, волосы масляными красками. В итоге получилось невообразимо безобразное, дикое зрелище. Не зная, как исправить ошибку, — фигурки уничтожили совсем.
Мало кто из новочеркасцев, наверное, помнит об этом. К счастью, сохранились зарисовки и документальные воспоминания Василия Федоровича Оладкова, приведенные здесь (архив Музея истории донского казачества). Он же описал не уцелевшие до наших дней некоторые памятники, которые, по его словам, были исполнены «удивительно как художественно!». Памятник гимназистке Саше Богуславской в виде надгробного камня с крестом и склоненной к нему прелестной мраморной фигуркой девочки с венком. «На другом памятнике, на лабрадоровом постаменте, на белой подушечке, в белом, с короткими рукавами платьице, девочка 4 — 5 лет, — точная копия с фотографии, укрепленной на памятнике...».
Большинство старых надгробных памятников, точнее, отдельных частей их, разбросано вокруг кладбищенской церкви. Заброшенные и неухоженные, изуродованные и поверженные, они с укором смотрят на нас, выглядывая из буйных зарослей деревьев и кустарников. На постаментах вычеканены каллиграфически-изящные надписи: генерал-майор Степан Никифорович Ежов (1886), почетный гражданин Иван Андреевич Кузнецов (1901), доктор медицины Иван Андреевич Петровский (1903), генерал-майор Александр Петрович Аракенцев (1910), областной ветеринарный инспектор действительный статский советник Рубен Назаретович Констанянц (1914)... Все эти люди были весьма почитаемы в Новочеркасске, а что мы знаем о них?
Рядом с пирамидальным памятникам из черного лабрадорита Боковым еще сохраняется семейная усыпальница, заваленная мусором: бетонированный подвал с пустыми нишами для гробов, перекрытый таким же сводом по «системе Менье», как тогда называли непрерывный железобетон. Один и:з рода Боковых — Ермий Гаврилович, гласный Городской Думы, в 1913— 1914 годах прилагал немало усилий для создания в Новочеркасске художественного музея. Он вел переписку с Н. Н. Дубовским и, в конечном счете, в том, что коллекция произведений нашего замечательного земляка и его товарищей-передвижников оказалась в родном городе, есть и его заслуга. Это ему адресованы такие признательные слова из письма Дубовского от 1 марта 1914 года: «каждое частное сведение бывает связано с Вашим именем, как лица, вообще, сделавшего уже много для культуры нашей родины. Вот именно только и нужно, чтобы на месте кто-нибудь протянул этому просветительному зерну сильную руку»...
О каждом из этих людей, их добрых помыслах и делах можно, наверное, рассказать немало. И становится нестерпимо стыдно за поруганную память о них. «Мир праху твоему...», — начертано на могильных камнях. Увы! — покой им только снился.
Нельзя не сказать и о другой неугасающей тенденции по отношению к старым памятникам, которую иначе, как узурпаторством, не назовешь. Это приспособление их под современные надгробия. Конечно, можно счистить старую надпись и вместо нее начертать новую, можно, не Испортив зеркальную полировку лабрадорита, рядом с именем сотника или статского советника выбить другую фамилию, но какова будет память о погребенном здесь человеке?
Досадно, что такой перелицованный старый памятник установлен и на могиле бывшего главного архитектора города Николая Яковлевича Гладких (1900—1958). Традиционная ступенчатая форма обелиска из черного лабрадорита, вместо сбитого креста, завершена... железной пятиконечной звездой. Досадно потому, что архитектора отличало уважительное, тактичное отношение к исторической застройке Новочеркасска, его памятникам. Об этом свидетельствуют и его постройки: арочный вход в городской парк со стороны исполкома, крылья ротонды перед его главной аллеей.
Стоят прислоненные к обезглавленным постаментам (безымянные кресты и плиты из черного лабрадорита, дожидаясь предприимчивых дельцов и состоятельных заказчиков. Но ни тем, ни другим не следует торопиться, потому что следы явного грабительства в любом случае скрыть не удастся. Слишком легко узнается происхождение камня: не та философия жизни, нет сейчас в достатке такого природного материала, да и мастерства, вкуса в его отделке. Так что лучше уж вернуть все это на старые места. Нужно поднатужиться и создать новое, не обворовывая предков, ибо тем самым мы обворовываем самих себя.
Переосмысление отечественной истории, возрождение духовности и уважения к человеческой личности вселяют надежду, что в конце концов дойдет дело и до наведения порядка на старом кладбище. Иначе нам никогда не выбраться из ямы нищеты духа и опустошенности.