ЛЖЕСВЯТЫНЯ

Есть в Новочеркасске городской сад, заложенный еще в царствование Государя Императора Александра II, вошедшего в историю под именем царя-освободителя. В его честь сад и был назван Александровским. На территории сада того оказались и курганы сарматские, насыпанные во времена оные над погребениями знатных воинов-степняков.

С курганов этих можно было обозреть придонские займища далеко окрест, полюбоваться донскими далями. Вот и обложили те курганы блоками известняка-ракушечника, ступени для подъема на их вершины соорудили… Но один курган был пологим и приземистым, а другой — высоким и крутым. На его-то вершине и сделали смотровую площадку. Получился прекрасный памятник садово-парковой архитектуры XIX столетия: с ограждением, с аркой переходного мостика…

Курган этот стал одной из достопримечательностей нашего города: его изображение входило в наборы открыток видов Новочеркасска конца XIX — начала XX веков. В советское время на вершине этого кургана сооружались беседки, со временем заменявшиеся на новые, а у его подножия расположили танцплощадку, обнесенную глухими стенами и оттого получившую название «Гроб».

В 1980 году подошло 35-летие победы советского народа в Великой Отечественной войне. И городским властям Новочеркасска захотелось иметь у себя под боком солидный мемориал, где можно было бы «во дни торжеств и бед народных» возлагать сооруженные из цветов гирлянды, венки и букеты. Чтить память, так сказать. Вот только не подумали предварительно партийные и советские деятели местного масштаба, память о ком они намеревались чтить подобным образом. Неизвестного солдата? Так ведь ни на кургане, ни под ним не было ни одиночного, ни группового захоронений советских воинов.

Зато было здесь захоронение воина-степняка. Неизвестного сармата, так сказать. Возможно, что лежал он там не в одиночестве: вполне вероятно, что там «жрецы ему разом заклали всех жен и любимца-коня».

И потащил народ на вершину кургана цветы в букетах и россыпью. Чудно и дивно было смотреть на эти процессии. Воистину, народ наш — непредсказуем: то топчет он по указке свыше национальные святыни, то по той же указке готов склонить он голову перед святыней новоявленной, кем-то таковой объявленной.

И вот уже на вершине кургана огонь Вечный заполыхал. Как у кремлевской стены на могиле неизвестного солдата! Хотя по канонам того времени таковой полагалось зажигать лишь на местах захоронений воинов. Советских, разумеется, а не сарматских! Да разве народу нашему втолкуешь? Словом, «коль мужику втемяшится в башку какая блажь…».

Но ничто не вечно под луной: вскоре нагрянула горбачевская перестройка. «Вечный» огонь канул в вечность. Теперь зажечь его не могли даже заметки под заголовками типа «Остывшая память» в тогда еще единственной городской газете. Мемориал пришел в упадок и запустение; на нем никто уже не стоял по стойке «смирно». И снова, как и прежде, поднимались на его вершину для того, чтобы полюбоваться донскими далями.

А в последовавший за перестройкой период безвременья автору этих строк пришлось как-то привести к подножию кургана делегацию, состоявшую из потомков русских эмигрантов первой волны и сопровождавшего их православного священника-ультрапатриота. Взглянув вверх, потомки эмигрантов замялись у начала лестницы и принялись выяснять, что за объект им предстоит осмотреть. Тут священник им и подсказал, что за достопримечательность такая перед ними, сказав всего одно слово: «Капище!». И мне стоило немалых трудов убедить всю группу в том, что осматривать мы будем не «капище», то есть языческий храм или молельню идолопоклонников, а окрестности Новочеркасска. А курган нас интересует как одна из самых высоких точек нашего города, дающая прекрасный круговой обзор.

В то время уже полуразрушенное «капище» можно и нужно было вновь превратить в смотровую площадку. Но такое решение принято не было, и подходящий для этого момент был упущен. А затем настали иные времена: на волне отторжения прежней горадминистрации, к власти пришел человек иногородний, не ведающий, что скрыто на кургане под толщей земли и нагромождением сооружений из бетона. Ища популярности в народе, в первую очередь — среди ветеранов, как наиболее активной части электората, он начал на кургане восстановительные работы. К сожалению, восстанавливать стали не памятник садово-парковой архитектуры XIX века, а мемориал эпохи глухого застоя.

А вот ветераны войны и труда, как правило — старожилы со стажем, прекрасно знали, что было на месте мемориала всего два десятилетия назад. Но их мнение уже никого не интересовало: высказать его публично им возможности не предоставили.

О прежнем кургане им теперь напоминают их фотоизображения на его фоне.

Вряд ли развернувшаяся весной 2000-го года реставрация лжесвятыни была данью уважения павшим в годы Великой Отечественной войны советским воинам. Ведь всего в трехстах метрах от сарматского кургана (язык не поворачивается назвать его курганом Славы) есть не символическое, а вполне реальное захоронение советских воинов, павших при освобождении Новочеркасска в 1943 году. Но воины эти уже шесть десятилетий не имеют собственного надгробия, а покоятся под гранитным блоком, стащенным с чужого, еще дореволюционного, захоронения на городском кладбище. Чести иметь собственное надгробие освобождавшие Новочеркасск и павшие за него советские воины не удостоились даже к шестидесятилетию этого события, имевшего место быть 14 февраля 2003 года. Стыд, срам и позор!

Если люди пришлые, заброшенные к нам «по воле рока» «на ловлю счастья и чинов», вершащие теперь судьбу нашего города, не знают этих известных всем новочеркасцам истин, то судьба Новочеркасска предрешена. Вскоре центр главного казачьего города действительно будет превращен в «кусочек Европы», чего, судя по многочисленным публичным заявлениям, так страстно желают пришельцы во главе со своим лидером. И словно занозы в нежных телах ансамблей построек XIX — начала XX веков будут торчать инородные тела всяких там макдоналдсов, аквапарков, мансардных этажей, а то и надгробий нацистов, битых советскими воинами, которые своих надгробий за шесть десятилетий так и не удостоились.

Периодическая порча сооружения, громко именуемого курганом Славы — это вовсе не кощунство, а закономерный итог идеологической фальсификации. Кощунственно же объявлять святым то место, где святостью и не пахнет. Пахнет же там святотатством и конъюнктурой. И это прекрасно понимают не только все еще живущие в нашем городе бывшие генераторы идеи создания лжесвятыни, но и нынешние реаниматоры этой идеи. Ведь не зря же они решили окружить лжесвятыню всевозможными злачными местами: от аквапарка с пивом и полуобнаженным людом до планируемого неподалеку ресторана. Потому что праху неизвестного сармата это нисколько не помешает продолжать спать под курганом вечным, беспробудным сном.