К 265-летию атамана М.И. Платова

 

В августе на донской земле, да и не только у нас, традиционно отмечается день рождения Матвея Ивановича Платова. С именем донского атамана тесно связана история нашего города. И новочеркасский университет, и аэропорт, и главный проспект носят его имя. Регулярно проводятся праздничные мероприятия, в Музее истории донского казачества стали традиционными Платовские чтения, в библиотеке – конференции, круглые столы, книжные выставки. Все это говорит о том, что прославленный атаман не забыт и благодарные потомки помнят его вклад не только в историю нашего края, но и во всю российскую историю рубежа ХVIII – ХIХ веков.

Не является исключением и Центр по работе с книжными памятниками  Централизованной библиотечной системы Новочеркасска. Ежегодно подготавливается выставка – просмотр литературы о Платове. Не стал исключением и этот год, тем более он юбилейный: год 265–летия со дня рождения легендарного атамана.

Конечно, основной материал о Платове собран в краеведческом отделе нашей библиотеки, но и в фондах нашего Центра имеются книги и журналы, в которых опубликованы уникальнейшие статьи и воспоминания, касающиеся Платова. Немало писем самого атамана издано в журналах «Русский архив», «Русская старина», различных сборниках и многотомниках, посвященных истории Отечественной войны 1812 года и царствованию Александра Первого. Сегодня  я познакомлю читателей с некоторыми из них, очень интересными, и, я уверена, незнакомыми многим.

Начнем с самого первого упоминания о Матвее Ивановиче. В фондах отдела хранятся журналы «Вестник Европы» начала ХIХ века. Они относятся к категории книжных памятников и представляют огромную библиографическую ценность.

В номере CХХII за 1822 год приведены отрывки, далее цитирую источник: «Из новой книги: Жизнь и подвиги Графа Матвея Ивановича Платова. Соч. Николая Смирного. 6 Части. М. 1821. Цена 25 руб. Почитатели славы знаменитого Атамана найдут в описании жизни его многая весьма любопытный подробности».

Действительно, материал очень интересный и познавательный. Привожу его полностью. Как всегда предупреждаю читателей, что постаралась сохранить стиль и орфографию подлинников, поэтому некоторые слова и обороты будут не совсем привычны нашему слуху.

 

 

Граф Матвей Иванович Платов тем более обращает на себя внимание света, что  родившись от незнатных родителей, не будучи образован, одними природными своими способностями сумел пробиться сквозь толпу равных, стать на первую степень достоинства в своей отчизне, и потом играть перед целым светом столь блистательную роль. Учившийся в школе одного долговременного опыта, бравший лекции у самой Фортуны, столь поучительной превратностью, бывший в близком сношении с первыми людьми трех царствований различных, он образовался по своему, и потому имел в характере своем многие особенности. Он был от природы довольно вспыльчив, но вспыльчивость сия умерялась здравым, опытным умом – и потому в целую его жизнь никому не обращалась во вред.

В течение 17–летнего управления его вверенным ему войском, он ни единому подчиненному своему не сделал несчастья. Рука его всегда содрогалась подписывать какой–либо жестокой приговор участи человека. Впрочем, он умел, к счастью своему, так начальствовать, что никакое важное преступление между подчиненными его не могло иметь места. Да не подумает кто–либо, что он был начальник слабый, напротив, будучи всегда строг к самому себе и к своему семейству, он всегда являлся таковым и к своим  подчиненным. Ни одно замеченное упущение по должности, ни одно маловажное преступление не оставалось с его стороны без должного взыскания.

Но он умел взыскивать, умел наказывать как истинный отец, ибо умел дать почувствовать всякому, что он истребляет только зло для самого зла, а не ищет угнетать людей потому только, что имеет власть в руках.

Честью и славою предводительствуемого им войска Граф Матвей Иванович столько же дорожил, как и своею собственною. Он верный был охранитель чести и каждого из своих подчиненных до того, что в присутствии его никто не осмеливался клеветать на другого.

Многими опытами подчиненным своим он доказал, что если уж раз простил кому–либо какой проступок, то низким почитал для себя припоминать ему когда–либо об этом, или, что всего хуже, выжидать новый случай  дабы, так сказать, отплатить и за прежнее.

Сим самым он умел вдыхать к себе какое–то необыкновенное уважение, любовь и привязанность всего Донского войска, и потому одно слово его действовало боле на исправление нравственности подчиненных, нежели самое жесточайшее наказание.

Граф Матвей Иванович был весьма снисходителен, возвышение его ни сколько не заставляло забывать прежнего его состояния и не изменило его в душевных расположениях. Во всех связях знакомства и дружества, сделанных им еще в то время, как был молод и в малых чинах, остался по конец дней своих одинаковым, несмотря на то, что расстояние в чинах и почестях между им и теми лицами сделалось уже весьма значительно. Всегда помнил и сохранял душевную признательность к тем, которые имели случай одолжить его в молодости, и во дни лишений  и скорби его, и старался изыскивать средства отплачивать им достойно; ловил благоприятный к тому случай, и умел употреблять его в пользу.

Обращение его было можно сказать, единственное, самое обходительное и очаровательное. Стоило токмо найти случай быть ему представленным, и конечно никто уже не расставался с ним без чувств особенного, истинного к нему уважения и привязанности. Он умел всевозможными осыпать ласками человека, вдыхать в него, если он был средственного или низкого состояния, смелость и доверенность к себе, и заставлял даже забывать высокость своего сана и говорит с ним просто и откровенно. Таковыми вернейшими способами приобретал повсюду любовь и преданность.

На Дону у себя не токмо знал он подробно свойства каждого Генерала, но без ошибки, можно сказать, всех Штаб и Обер–Офицеров и даже многих Козаков; и потому в самом обращении с ними приноравливался нередко к самым их склонностям: он знал, кому чем польстить, чем кого утешить, одобрить, поощрить – и тем побуждал каждого охотно повиноваться своим собственным видам. Некоторое отличие в учтивостях показывало обыкновенно и ту степень уважения, какую он имел к каждому по уму и способностям. Весьма редко или почти никогда не ошибался он в подборе чиновников к должностям. И в сем случае верно вел дальновидный свой расчет: кого на непредвиденный случай от неважных занятий поберечь, и кем исполнять мелочные дела.

Он имел особенное прекрасное обыкновение ободрять простых Козаков за хорошее и ревностное исполнение сделанных им поручений. Таких приказывал представлять к себе и  обыкновенно весьма ласково спрашивал: как зовут его и как назывался его отец. Получив ответ на последний вопрос, он нередко безошибочно вспоминал название самого полка где служил отец того Козака и в таком случае, обращаясь к окружающим, говаривал: «Вот, видите, господа, я вам скажу: я очень припоминаю отца его: он был очень храбрый Козак, собою молодцеватый, я с ним служил в Турецкую кампанию и он много отважных слал дел и  проч.».

Обращение Графа Матвея Ивановича с Горскими народами было неподражаемое и  так сказать, нехотя обращало к нему сердца сих полудикарей. Он знал совершенно все обычаи, нравы их и умел к ним приноравливаться, не презирая ни единым их обрядом.

Он даже приноравливал себя разделять с ними пищу их и питье, ни сколько не показывая, что он делает это принужденно. Так у поседелых на Дону Татар он с  удовольствием пивал их кумыс и особенного рода чай, совсем отличной от обыкновенного нами употребляемого, а у кочующих на Дону Калмыков их напиток, орияном именуемый. Сей последний, от большого употребления по начальному своему служению между сими народами на Кубани, Граф столько любил, что даже употреблял дома во все летние месяцы за самый любезнейший и приятнейший напиток.

В слове своем Граф Матвей Иванович был всегда тверд, и если уже обещал кому что–то непременно выполнял, чего бы то ему ни стоило. Отдавал должное по заслугам: испрашивать Всемилостивейшего ГОСУДАРЯ щедроты на подчиненных своих было лучшею пищею для добродетельной души его. Скромность была также отличительною чертою характера его. Ему смело можно было вверять всякую тайну души и сердца: она в нем умирала.

Помогать сирым, бедным и удрученным тяжестью злополучий всегда готов был всем сердцем и душой: иным благотворил силою предоставленной ему власти, или могущественным влиянием своим на те лица, от коих зависла участь страждущих, иным щедростью, оделяя из собственности своей. Не проходило дня, в которой бы не роздал он значительной суммы на пособие неимущим; но сии пособия убеждал хранить втайне. «Хвастовство, говаривал он, Богу противно».

Твердое сохранение правил чистой веры было священнейшею для него обязанностью; глубокое уважение его к святыне то доказывало. Он не упускал ни

одного случая, где мог показать видимые знаки усердия своего к храмам Божиим, или  богоугодным заведениям.

В занятиях своих по делам службы Граф Матвей Иванович был крайне осмотрителен и внимателен. Впрочем, проведя большую часть служения своего в поле, посреди лагерей и бивуаков, привыкнув внимать шуму орудия и видеть пыл кровавых битв, он чувствовал некоторое отвращение от письменных дел. По откровенности своей, часто по обинуясь сознавался, что ему легче бы выдержать два или три жарких сражения, нежели зачитаться подносимыми ему гражданскими судопроизводными делами, от коих – по собственному его выражению – делался у него вертеп в голове. За всем тем однакож, когда уже принимался за дела, то все подносимые ему бумаги рассматривал подробнейшим образом, давал им здравый толк, прекрасно направлял ход и изложение матерей; при чем нередко оспоривал некоторые слова, а иногда и самое изложение бумаг, настаивая, чтобы непременно помещено было его собственное выражение, ему только самому в полном смысле понятное. Как, например, однажды он пожелал, чтобы в отношении его к одному известному Генералу, командовавшему отдельным корпусом, с коим он был  в дружеских связях, по случаю обещанного, но неисполненного распоряжения в пользу Донских Козаков, написано было: Если он того для Донцов не сделает, то войско поставит в сокрушение, а его в размышление.  И не прежде подписал бумагу, как увидел в точности сии слова помещенными.

Исполненный признательности к Великобританскому народу за оказанный ему прием, Граф Матвей Иванович старался по мер сил своих соответствовать оному в отношении к проезжавшим через земли Донских Козаков Английским путешественникам. Всех тех из них, кто был там в последнюю бытность его в Новочеркаске он принимал с отличным уважением, угощал всевозможно, и даже предупреждал желания каждого; словом он старался показать им во всем блеске, что значит Русский народ и Донской Козак. Многим значительным Англичанам, проезжавшим из Индии или Персии, где странствовали они с одними токмо вьюками, потребны были экипажи; Граф как скоро узнавал, что они торгуют у кого–либо экипаж, тотчас предупреждал их, платил деньги и отсылал к ним, как собственный свой и вообще не допускал их ни до каких в краю своем издержек. Известно, что господа путешественники сии в самой Столицы не могли довольно нахвалиться гостеприимством и ласкою Донского Атамана. Вероятно они передали чувства признательности своей и своим сородичам.

Корыстолюбие было совершенно чуждо сердцу Графа Матвея Ивановича. В расчетах своих он не только не был скуп, но даже щедр до излишества. Он вел себя не по состоянию, но соответственно важному своему сану, которому впрочем сам был украшением. Он любил везде выказывать себя настоящим барином; никакие мелочные расчеты не могли занимать его: он даже презирал ими; и хотя знал совершенно, что это весьма расстраивает умеренное его состояние, но никак не мог переменить себя: ибо жил не для себя, а для службы. Случалось нередко, что не было у него в доме боле З00 или 400 рублей, но наружность не изменялась: он продолжал жить как миллионер.

Из самого Петербурга в последний раз не с чем было бы ему выехать, если бы Государь Император Всемилостивейше не пожаловал ему заимообразно на четыре года из Государственного Вспомогательного Банка ста тысяч рублей. Так–то всегда справедливы и основательны бывают заключения публики: его многие считали в миллионерах. Но смерть его открыла лучше и вернее, что наследникам его осталось до 300 тысяч долгу и две тысячи безземельных душ, ибо, как известно, земля при Донских имениях, принадлежащая всему вообще войску, не может почесться собственностью помещиков.

Граф Матвей Иванович был довольно веселого характера, и любил общества, а боле всего дружеская беседы, жизнь рассеянная и шумная была ему совершенно противна. Он даже почитал ее вредною для себя. В обращении с дамами был отлично вежлив, уважителен, ласков и приветлив. Он имел тысячу средств прилично их занимать и, так сказать, ласкать слабостям  их. Иным раскладывал карты и предсказывал будущность, другим отгадывал виденные сны, а с третьими бостонировал, или в другую какую игру составлял партию. Одним словом, он во всяком обществе умел себя показать прилично и достойно занять всех и каждого.

 

(Продолжение следует)

 

Ирина Касаркина.