История Новочеркасска в воспоминаниях
Печатные СМИ нашего города (и до революции, и в советское время) отдавали должное атаману М.Г.Хомутову. Именно он во многом сделал старую часть Новочеркасска такой, какой мы знаем ее сейчас. Сегодня наш рассказ о печальных событиях последних лет атаманства этого генерала.
Литератор А.А.Киселев, живший на рубеже XIX-XX веков, не раз издавал свои очерки о нашем городе конца XIX века. Как закончилось атаманство Хомутова? Почему все доброе, осуществленное им в городе, быстро забылось горожанами?
Мало кто даже из казаков помнит о том, что после отмены крепостного права в рядах казачествах возникли серьезные разногласия, а учитывая истинную демократию казачьих сходов, можно сказать, серьезные волнения. А. Киселев их называет даже «бунтом».
Воспользуемся серьезной статьей А. Киселева в журнале «Исторический вестник» за апрель 1900 года. Все приведенные цитаты взяты оттуда. Описанные события обычно редко упоминаются. Но они весьма поучительны, если вспомнить, например, как многие 20 лет назад были очарованы Б.Н.Ельциным. Массам нужны герои, и они быстро забывают тех, кто кропотливо до этого работал на их благо.
По тексту А. Киселева можно сделать вывод, что он сам был свидетелем описываемых событий.
***
В начале 1859 года в распоряжение наказного атамана Войска Донского М.Г.Хомутова был командирован генерал-майор, князь Александр Михайлович Дондуков–Корсаков. В мае он уже был назначен начальником штаба Войска Донского. Князь был представителем обрусевшего знатного рода, потомком известного калмыка Аючи. Кстати, в рядах донских казаков калмыков было немало. Память об этом в столице казачества осталась в названии Хотунка (Хутунка). Именно там селились калмыки.
Вот как характеризует князя литератор: «Умный, всегда и для всех доступный, красивый, молодой (39 лет), простой, деликатный, разговорчивый, князь скоро обворожил всех, начиная от представителей тогдашнего новочеркасского общества и кончая последним чиновником». Не удивительно, что элита общества потянулась к Дондукову. В расцвете сил, светский комильфо Дондуков выигрывал рядом с постаревшим Хомутовым. И, забыв прежние симпатии и благодарности, люди, как это нередко бывает, потянулись к новому деятелю. Возник конфликт с Хомутовым, который был далеко не молод и которому не понравилось возникновение нежданного игрока-соперника на его властном поле. У единовластного атамана начало страдать самолюбие. В этом первоистоки конфликта, который впоследствии стал неизбежен. Чем выше поднимался авторитет Дондукова, тем ниже падал, и незаслуженно падал, авторитет Хомутова.
Насколько была велика неприязнь между двумя авторитетами, говорит фраза жены Хомутова, с которой она язвительно обращалась к посетителям: «Давно ли были в кибитке?».
В 1860 году Хомутов попросил разрешения на паломничество в Иерусалим. По закону замещать его должен был Дондуков. Но Хомутов воспротивился этому. Поэтому представил к утверждению в качестве своего заместителя старейшего донского генерала П.С. Хрещатицкого. Узнав об этом, оскорбленный Дондуков послал в Петербург прошение об отставке. Но Петербург стал на букву закона. Атамана все-таки замещал князь. Можно представить обиду Хомутова. Но дальше — больше. Без представления атамана Дондуков производится в генерал-адъютанты. Это уже было воспринято как прямое оскорбление. Все посчитали, что дни Хомутова как атамана сочтены.
Здесь уместно вспомнить известную эпиграмму А.С. Пушкина. Она посвящена отцу Александра Михайловича Дондукова:
«В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь.
Почему ж он заседает?
Потому, что есть чем сесть».
«Дундук» стало именем нарицательным и вошло в русский язык как синоним глупого, тупого, непонятливого человека. Но будучи вице-президентом Академии наук, отец обеспечил прекрасную карьеру своим сыновьям. Ничто не ново под луной!
В 1861 году было ликвидировано крепостное право. И «…новые веяния, обусловленные освобождением крестьян, [вызвали] серьезные беспорядки в двух больших крестьянских поселениях, из которых в одном (слобода Орехова Усть-Медведицкого округа) князь Дондуков доказал, что он не только хороший администратор, но и большой знаток простого народа – все это давало знать Хомутову, что он – мех старый и новое вино ему уже не под силу, что пора убираться».
Надо понимать, что свобода не обрадовала большинство крестьян. Им надо было самим, без барина, зарабатывать себе на хлеб, на жизнь. Многим надо было искать не только применение своих способностей, но и новое местожительство. Именно это вызвало недовольство части крестьян.
Одновременно у «демократов» в Петербурге возникла мысль, что и казаки ведь закрепощены. В самом деле, они должны в обязательном порядке нести 25-летнюю военную службу, причем за свой собственный счет!!! Не будем углубляться в подробности тягот казаков. Они были связаны обязательствами службы. Но они так жили не одну сотню лет. Они считали это естественным, нормальным. В военном министерстве тогда появился проект о так называемых «гражданских» казаках. Предлагалось значительную часть, «чуть ли не половину, обратить в «гражданское» состояние, т.е. предоставить ее самой себе», так сказать, освободить от службы (!).
«В начале 1862 года в Новочеркасске уже громко трактовали об ожидаемом нарушении казачьих привилегий. Общество донское разбилось тогда на две неравные партии: первая, многочисленная, состояла из «казакоманов», т.е. охранителей казачьего status quo, к которой примкнула молодая интеллигенция.
Не имея по молодости лет опыта, мы думали тогда, что обязательность казачьей службы на свой счет есть привилегия, уничтожение которой – не что иное, как попрание исторических прав народа, а потому в «Войсковых Ведомостях» с яростью защищали это крепостное состояние от всевозможных на него нападок второй, менее численной партии, которая стояла за казачье раскрепощение и за уничтожение «китайской стены», охранявшей донское войско от вторжения туда иногороднего элемента».
Напомним, что казаками в XIX веке можно было стать только по рождению. Круг принимал в казаки отдельных, не рожденных на Дону людей в качестве чрезвычайно редкого исключения. Во многом поэтому казаки были против превращения их в «гражданских». В Войско Донское после такой «реформы» хлынули бы пришлые люди. Можно представить, как казаки в станицах, всегда истово и бережно относившиеся к своему сложившемуся на протяжении веков укладу, к своим традициям, реагировали на новые веяния. По их мнению, «гражданские» казаки были дикостью, заумью богатой интеллигенции.
В июле 1862 года Хомутов отправился в Петербург праздновать 50-летие своей военной службы. Исполнявший должность атамана Дондуков в это время направляет в военное министерство сообщение, «что проект о «гражданских» казаках встречен на Дону очень неприветливо, что обращение его в закон угрожает большими неприятностями, что и теперь уже получаются тревожные известия из станиц, где на проект смотрят как на нарушение казачьих прав и привилегий, постоянно подтверждаемых российскими императорами при вступлении их на престол; что им, князем, приняты меры к тому, чтобы донское население успокоилось и с надеждой на правительство ожидало благоприятных результатов».
А. Киселев предполагает, что находясь в Петербурге, Хомутов имел отношение к ответу Дондукову из военного министерства, «выставив его [сообщение князя], как интригу против министерства, как угрозу правительству бунтом в таком крае, который искони привержен к России и детски послушен велениям ея венценосцев. И дело князя Дондукова пошатнулось». «В день 50-летнего юбилея Хомутов был назначен членом государственного совета с увольнением от должности наказного атамана, а на его место вскоре назначен престарелый герой Отечественной войны и Кавказа Павел Христофорович Граббе, имевший в ту пору более 70 лет от роду».
Но Граббе «не мог противостоять чарам Дондукова и вскоре стал смотреть на дела его глазами». Интриги столичной власти, как водится, продолжились. А князь Дондуков был еще и не воздержан на язык. Результатом были, как теперь говорят, кадровые изменения. «В Петербурге… последовало опасение, что князь, пользуясь слабостью атамана и опираясь на «казакоманов» и всех тех, кто враждебно смотрел на проект о «гражданских» казаках, решился не слушать приказаний свыше и поднять на Дону тревогу, взбунтовать население в ту пору, когда польское восстание еще не было подавлено, а влиятельные русские газеты заговорили о стремлениях русских окраин к «сепаратизму».
«В конце января или в начале февраля 1863 года, в Новочеркасск неожиданно приехал генерал-адъютант граф Ф.В. Орлов-Денисов «для наблюдения за выездом князя Дондукова из Новочеркасска». Т.е. выдворение Дондукова было в какой-то мере насильственным и осуществлялось под надзором. «Атаман Граббе, несмотря на то, что Орлов-Денисов приходился ему сватом, был глубоко обижен и громко высказывал свое негодование по поводу такого недоверия к его многолетней службе, запечатленной кровью, к стране [т.е. Дону], столько веков бившейся за царей и православную веру».
Выезжать Дондукову пришлось экстренно. Очень интересно как это происходило. А. Киселев был живейшим участником события и описал их весьма красочно. «И вот весь Новочеркасск собрался к его квартире на проводы. Около 50 саней перегородили всю Атаманскую улицу близ Александровского сада, у дома Ломовцова». На мой взгляд, последовало некое ослепление общественности. Или, как нередко говорится, общественный психоз.
Надобно сказать, что где сейчас пятиэтажные общежития Училища связи, еще в начале 60-х годов XX века стояло два или три шикарных добротных особняка, в советское время разделенных на коммунальные квартиры. Один из них и был домом Ломовцова. Судя по всему, провожавших было как минимум сто человек. И все они поместились в особняке. «Когда после легкой закуски и выпивки, провожавшие стали выходить из квартиры князя, чтобы усаживаться в свои сани, только тогда граф Орлов-Денисов, все время дожидавшийся в экипаже выезда князя, около корпуса присутственных мест [старое здание Училища связи], только тогда он пустился вперед, по направлению к Москве, не оставляя князя позади себя более чем на одну почтовую станцию. Вереница саней двинулась за Дондуковым из Новочеркасска до первой, Кадамовской почтовой станции, где ожидал всех прощальный завтрак. Вина: донские разных сортов и названий, шампанское, венгерское и любимое князем кахетинское, вскоре образовали опьяневшую компанию, кричавшую разные приветствия отъезжающему сотней голосов. Объятиям и поцелуям не было конца». Наиболее близкие к князю люди провожали его до Каменской почтовой станции. А. Карасев пишет, что многие плакали и «причитывали, словно по умершему». «Никогда не видел я такой степени воодушевления, непритворного горя и искренней привязанности, какие были во время проводов Дондукова. Вино в этом случае не играло никакой роли, оно только развязывало языки…».
Литератор заключает: «этими проводами, собственно говоря, и окончился бунт на Дону. Но он, этот смешной бунт, остался не без последствий: проект о «гражданских» казаках был взят обратно, а в конце того же 1863 года, особою высочайшею грамотою … 25-летний срок донской казачьей службы сокращен до 15 лет». Так был достигнут компромисс. Мы теперь знаем, какие чудеса воинской храбрости проявляли казаки, чьи традиции не были нарушены, в последующие годы. Вспомним хотя бы «Тихий Дон».
А. Киселев пишет, что в Новочеркасске многие сожалели о судьбе князя Дондукова, «который купил нам полученные блага ценой своей служебной карьеры». В момент написания статьи А. Карасев заключает: «князь Дондуков в этом деле, может быть, неправильно, недальновидно взглянул на казачий вопрос. Будучи увлечен огромным большинством тогдашних местных аристократов и интеллигенции, но чтобы им руководила какая-нибудь особая мысль, эгоистичные побуждения, — не вижу ни прямых, ни косвенных указаний». Отмечается, что князь, конечно, мечтал стать атаманом Войска Донского. Но…. «Более пяти лет покойный князь (Дондуков) выносил на себе тяжелые последствия донского бунта…».
Литератор упоминает участие князя в проведении железной дороги на Дону, строительстве водопровода в Новочеркасске. Он много также сделал по искоренению взяточничества в казачьей столице. И вот что трудно нам сегодня представить: «…дом князя был в Новочеркасске центром, вокруг которого обращалась местная сановитая и интеллигентная молодежь: танцевальные и музыкальные вечера, любительские спектакли, для которых находились более или менее талантливые исполнители из местного общества». А. Киселев отмечает, что Дондуковы «всегда радушно давали свою инициативу такого сорта полезному времяпрепровождению и ласково относились ко всем участвующим».
В заключение следует отметить, что, в конечном итоге, спустя несколько лет карьера князя наладилась. А когда он был «русским комиссаром в Болгарии», то именно он стал автором первой болгарской конституции.
Павел Захаров.
Автор статьи выражает глубокую благодарность заведующей отделом дореволюционной литературы городской библиотеки им. А.С. Пушкина И.Н. Касаркиной за многолетнюю помощь в подготовке этого и других исторических материалов.