"Я - человек" Новочеркасск 1906-1920.
Добавлено: 24 мар 2016, 10:22
К вашему вниманию моё созидание на историческую тему, я не знаю как его классифицировать, думаю психологическая драма, чи историческая драма. У меня нет корректоров и редакторов, поэтому кидаю тутоть, на общее обозрение. Буду рад критике.
Отдельная благодарность двум замечательным людям, благодаря которым удалось решить технические проблемы при создании данного труда.
Я - человек!
Чикамас-донское название рыбы окунь.
1
= ̶ ̵̵̵̵ 1906 год. ̶ ̵̵̵̵ =
Генерал-губернатор Чикамасов долго ждал, когда Господь пошлёт ему сына. Три дочери не были утехой для души его, ибо были точными копиями, сказать честно, нелюбимой им жены.
Жизнь генерала в карьерном плане удалась, участник Крымской кампании, усмиритель боксёрского восстания в Китае, Русско-Японская война, принесли ему боевые ордена, положение в высшем обществе. Им добросердечно восхищались и ставили в пример, ибо все его звания, награды и привилегии, были заработаны честно. По выходу в отставку с военной службы, генерал служил на мирной гражданской должности. У него было всё, кроме долгожданного сына.
В ноябре 1906 года Чикамасов прибыл в Столицу Области Войска Донского Новочеркасск по делам службы, и пришла долгожданная новость – жена родила сына! Под хмурыми осенними облаками, генерал сиял от счастья, он не видел никого и ничего, только бы скорей вернуться в город N и скорей взять на руки сына. Вмиг потускнели ордена и золотые генеральные погоны, стали не важны ни титулы, ни высокое положение, ни предстоящая встреча с наказными атаманами Донского, Кубанского и Терского войска. Всё это стало не дороже, чем пожелтевшие листья, которые срывал с деревьев бойкий степной ветер, рассыпая их по брусчатке, на ругань дворникам.
Из роскошного здания Войсковой Канцелярии генерал отправился в недавно открытый огромный Войсковой Собор, дабы помолиться Господу Богу о здравии новорождённого. Обедняя служба была окончена и в Соборе почти никого не было. Чикамасов истого помолился и отправился к выходу, шаги его эхом разносились по огромному залу, вдруг святые образа, пламя свеч, своды и окна задвоились, в ушах пронзительно засвистело и генерал, как подкошенный упал навзничь на мраморные полы. Лишённого чувств его подняли и уложили на лавку, кто-то послал за фельдшером, но генерал скоро пришёл в себя.
- Граната японская. Прям под ногами рванула, все осколки мимо прошли, ни царапины, но дюже сильно контузило, с тех пор вот, маюсь… - поведал генерал взволнованным служителем Собора и, не дожидаясь фельдшера, вышел на улицу, с леденящим ужасом вспоминая видение во время обморока.
Высокий старик с длинной белоснежной бородой в чёрном монашеском одеянии держал на руках новорождённого генеральского сына и громогласно приказал Чикамасову помочь первому попавшемуся на его пути нуждающемуся, помочь всецело, спасти ему жизнь, отдать всё, что ему потребуется. Иначе, свершится страшное генеральский сын умрёт!
Пятидесятишестилетний генерал мечтал о сыне всю жизнь и это видение он воспринял как Божий наказ.
Взяв извозчика Чикамасов обдумывал, где и как ему выполнить приказанное свыше, пока ехали до гостиницы «Европейской», в которой остановился генерал, он заговорил с извозчиком, тот жаловался на высокую не казачью пошлину и дюже прытких конкурентов из конторы «Мягкий рессор».
- Совсем жития не дают Ваш-высокородие! Хучь у петлю лезь! - возмущался извозчик, грозя кулаком в сторону Судебной Палаты, близ которой стояли фирменные экипажи с холёными лошадьми и ярко-зелёными сиденьями.
Генерал глядел на спину извозчика, и сердце подсказывало, что он не тот нуждающийся, которому нужно помочь.
2
= ̶ Игнат ̶ =
В богатом Новочеркасске было мало нищих, один из них жил при лодочных мастерских близ железнодорожного вокзала, звали его Бомбуло Игнат. Неизвестного роду-племени, 25 лет от роду, жил он случайными заработками, да беспробудно пьянствовал.
В тот ноябрьский день, когда генералу пришло видение, Игнат стоял близ перекрёстка Атаманской и Александровской улиц и рвал подбитый первыми заморозками шиповник, раскидистые кусты которого росли близ двухэтажного каменного дома.
Остановив извозчика близ входа в гостиницу, генерал увидал Игната. Из под видавшего виды холщового картуза торчали во все стороны давно нестриженные и нечёсаные каштановые патлы, грязный, с протёртыми до дыр локтями, пиджак, не менее грязные штаны, ниже колен превратившиеся в редкую бахрому, а худющие ноги утопали в огроменных не по размеру чириках. Игнат воровато озирался по сторонам и, срывая шиповник, складывал его в истрёпанный сидор времён турецкой войны и тихо чертыхался, когда вездесущие колючки цеплялись за рукава пиджака.
«ОН» - резюмировав вид Игната, решил генерал и уже искал повод завести разговор.
- Эй, ты! Ирод! А ну чеши отседова! - грозно крикнула на Игната немолодая казачка ответственного вида, с огроменными перси и добротными, нетронутыми сединой иссиня-чёрными волосами, повязанными шёлковым платком.
- Матушка, я усё! - виновато развёл руками Игнат.
- Ышь! Я те покажу, «матушка»! Чеши давай отседова, чтоб духу твоего тутоть не было - грозя кулаком сердилась казачка.
Игнат закинул сидор на плечо и сначала ступил вниз по Атаманской, вдруг, словно что-то вспомнив развернулся, и неуверенно засеменил наверх к гостинице, но, увидав строгую фигуру генерала, свернул в сторону Храма Александра Невского.
- Постой, хлопец! - окликнул Игната Чикамасов.
Игнат испуганно оглянулся, - «Гянярал,да ишо и казачий».- подумал он предвкушая неприятности.
- Постой! Не боись!- успокаивал его Чикамасов, видя его смятение.
- Слухаюсь, Вашбродь! - сипло рявкнул Игнат и покорно выпрямился.
- Скажи, парень, а в чём нужда твоя?
Недоумевающий Игнат растерялся: генерал - и спрашивает, что нужно, удивительно!
Завязался разговор, Игнат весьма подробно рассказал Чикамасову нехитрую историю своей жизни.
Рос сиротой при церкви в мужицкой слободе Гуляй-Борисовка. Скупая на вольности церковная жизнь пришлась Игнату не по нраву, и в 14 лет он сбежал в Новочеркасск, где зимой 1895 года его, замерзающего в подворотне, подобрал известный лекарь Мануйлов. Лекарь решил обучать Игната своей науке и за несколько месяцев учёбы Игнат стал подавать неплохие надежды, но и тут Игнат не усидел и сбежал, ютясь, где придётся. Бартыжая по городу, клянча милостыню, да по мелочи подворовывая, к 15 годам он уж пристрастился к спиртному.
По весне 1897 года, когда разлив Дона добрался аж до нижних улиц Новочеркасска, Игнат помог утопающей семье казака станицы Кривянской Поцелуева, перегруженная барка которого перевернулась близ мельницы. Благодарный казак пристроил Игната к лодочной мастерской, коей заведовал его шурин казак Кулаков. У Игната появился кров над головой и постоянное занятие, но пьянство пустило молодую жизнь под откос, и вскоре Игнат попал в тюрьму за пьяное буянство на Сенном базаре. Через полгода он освободился, но уже в 1899- м ограбил керосиновую лавку на Почтовой и угодил на 10 лет каторги, однако через пять лет был амнистирован. Освободившись, вернулся в мастерские к Кулакову, тот постоянно выгонял его за разные проступки, но, сжалившись, брал непутёвого сироту обратно. Вот и на днях Игнат в очередной раз прогневал Кулакова и теперь скитался, где придётся.
- На неделе с похмелья самовар утянул, вместе с сапогом, да продал за десять пятаков, а Кулак за него семь рублёв отдал. Теперича лютует. Ну ничё! - обнадёжено махнул рукой Игнат - покамист лёд не стал, лодочником подработаю и долг отдам, и пиджак в полоску куплю… - Игнат на мгновение взглянул в степь и добродушно рассмеялся.
Генерал внимательно выслушал его и простыми словами объяснил, что Божья милость снизошла на него , что теперь у него будет всё: и дом, и семья, и пиджак в полоску, и жизнь его будет светлой, главное строго завязать с пьянством.
- Хату я тебе куплю, докýменты оформлю, будешь жить справно, по-человечески.
Игнат с трудом верил в происходящее, то ли сумасшедший этот генерал, то ли действительно Господом Богом послан! Опустив взгляд очей, Игнат промолвил:
-Да мне бы лишь семь рублёв Кулаку вернуть… а то с церквы гонют, с базару гонют, везде гонют, Ваш-бродь…
- Игнат, у тебя будет свой дом и больше тебе не придётся где-либо ютиться, осознай это. Завтра, в 9 до полудня буду ожидать тебя здесь, пойдём в управу, сделаем тебе докýменты и найдём хату. Вот, возьми сто рублей, раздай долги, купи себе пиджак и штаны кои пожелаешь.
Генерал дал Игнату десять золотых червонцев и строго наказал:
- Только гляди не напейся!
- Спаси Господи господин генерал…Я… до завтра…Спаси Христос Ваш-благородие! - несвязно лепетал Игнат, глядя своим по-детски откровенным взором то на небеса, то на генерала.
- До завтра Игнат. Я верю в тебя , ибо ты настоящий человек.
Чикамасов до вечеру гулял по Александровскому парку, вдыхая аромат степного воздуха и шуршащей под ногами листвы. Остановившись около чугунного фонтана, он обратил взор на купола Александровского храма и сам себе тихо сказал:
- Он будет настоящим человеком.
3
= ̶ На всё - воля Божья ̶ =
Наутро генерал прождал час, но Игната всё не было. В смятении он отправился обратно в гостиницу, чтоб разузнать у швейцара, где находятся эти лодочные мастерские казака Кулакова. Но едва он поднялся по ступенькам ко входу, молодой казак в шинели с шевронами городовой полиции лихо осадил коня, бросил поводья на коновязь и, мигом вбежав на ступеньки, козырнул генералу:
- Здорово живёте Ваше Благородие!
- Слава Богу, казаче!
-Младший урядник Новочеркасского сыскного отделения Сергий Островерхов. Дозвольте объявить Вам поручение.
- Дозволяю.
- Вы генерал - губернатор N-ской губернии Тимофей Павлович Чикамасов?
- Он самый.
- Во вчерашний день, как нам известно, у вас были похищены деньги, прошу прибыть вас в отдел сыска для опознания преступника.
- Голубчик, тут явная ошибка, ибо у меня ничего не пропало и кто этот, так называемый преступник?
Казак объяснил, что он человек маленький и лишь послан, дабы вызвать генерала. Чикамасов, взяв извозчика, прибыл в отдел. Молодой есаул сыска пригласил генерала в кабинет и приказал Островерхову:
- Привести Бомбулу!
Что же произошло?
Расставшись с генералом, Игнат бегом отправился в одёжную лавку, где купил себе чёрный, в тонкую серую полоску, пиджак, штаны, щегольскую красную рубаху, фетровый зелёный картуз, жёлтые ботинки и извозчичий овчинный полушубок. Весь в обновках, сияющий от счастья, он прибыл к Кулакову и отдал долг за самовар. Кулаков, стряхивая с рабочего фартука стружку, взглянул на деньги, потом на Игната и, недоверчиво покачав головой, молвил:
- Никак банк грабанул!
- Эх! Не поверишь! Сам Бог с небу прислал! Я теперича и в человеки выбьюсь, вот поглядишь - гордо покручивая стеклянные пуговки пиджака, говорил Игнат и поведал невероятную историю про генерала добродетеля.
- Врёшь! - в один голос сказал Кулаков и отошедшие от работы батраки.
- Хех! Куда вам то! Бывайте!
Игнат вышел из мастерской и весело посвистывая зашагал среди куч паровозного шлака к вокзалу. По привычке он покрутился на перроне, раскланялся подозрительно оглядевшему его с ног до головы городовому и отправился на извозчике в питейный подвал «У Самсона».
Игнат Бомбуло пил в последний раз, ведь он без одного дня человек! Это он говорил всем посетителям подвала, щедро угощая выпивкой и закуской. Каждому он спешил рассказать о привалившем ему счастье. Но народ лишь посмеивался, попивая Игнатову выпивку.
- Но даже ежель и так, то зачем тебе дом? Ты ж окромя как о бутылке, да о пиджаке в полоску в своей жизни боле и не ведаешь. Да и то, пиджак тебе нужон, дабы заложить его за бутыль - другой. - беспристрастно высказывал своё мнение Аким - паровозник.
Игнат оторопел. Аким был единственный на весь кабак, кто не пил за его счёт и рассчитывался за свою выпивку сам, отсыпая половому, чёрными от угля и масла, ручищами медные копейки.
- Дом это тому - поучительно продолжал Аким - кто живёт по-Божьи: семью заводит, дитятей ростить, делом занят, а тебе что? Водка, да шляться! Иль брешешь, иль дурака тебе бестолочи Бог послал, знал бы он, генерал этот, тебя.
Игнат, грохнув по столу кулаком, возмутился:
- Что ты гад от зависти желчью брызжешь, мне сам Бог велит человеком стать! Умный он, гля! А сам-то много преуспел? Сам-то из того же теста! - и, вскочив, хлопнув себя рукой в грудь, крикнул - Я человек!
- Ты человек? - невозмутимо пригубив пиво, с издевкой спросил Аким. - да будь ты человек, то Богу бы сейчас молился за здравие такого дурака, что дома тебе да сотни рублёв дарит, а ты же хлещешь, сидишь. Я то человек маленький, мне хенералы дворцы не дарють, но Господь милует, знаю зачем живу, детей, вон, ращу, пущай и не богат, но своё имею и чужого не надо.
Игната душили слёзы обиды, Аким же, довольный произведённым эффектом, презрительно смотрел на побагровевшего Игната и на хихикающую публику, вытирая с седоватых усов пивную пену.
- Да ты… - срывающимся голосом выдавил из себя Игнат - пошёл ты к чёрту! А я, я человек! - и, грохнув кулаками по столу, купив у полового бутылку водки, вышел вон из затянутого табачным дымом кабака.
Он поднялся по ступенькам наверх и услыхал громкий хохот и похвалы острословному Акиму, да презрительные кривляния в адрес его самого. Игнат глубоко вздохнул свежий морозный воздух, взглянул на украшенную радужным ореолом луну, величественно сияющую над бескрайнем донским займищем. – « Завтра всё будет иначе…завтра…завтра… » - успокаивался Игнат. Свежий воздух было отрезвил помутнённый водкой и обидой разум, но из подвала вновь послышалось - «Я человек - итить - матить! Я человек! - усраться и не жить!» - и новый взрыв хохота окончательно добили Игната. Он достал из рукава бутылку, и яростно сделал несколько больших глотков.
- Я человек - словно кому-то доказывая, заплетающимся языком бормотал он, скользя новыми ботинками по блестящей в лунном свете заинедивелой брусчатке.
Игнат почти допил бутылку, разум окончательно покинул его. Он знал, что живущий близ вокзала Аким скоро воротиться до дому. Вытащив из полушубка свой старый самодельный нож, Игнат присел на корточки за кучей хрустящих от заморозка листьев и принялся ждать Акима.
Над Новочеркасском раскинулась необъятная ночь. В благоухающем морозом и дымом печей воздухе было хорошо слыхать всё происходящее вокруг. На запасной ветке вокзала тяжело выдохнул парами локомотив, лязгнула стрелка рельс, звонкий свисток весело разнёсся по залитому лунным светом займищу до самой Кривянской станицы. У Крещенского базара залилась лаем собака, подняв перегавкивание от Собора до мельницы. Совсем рядом дико заорали коты и, недолго катавшись, в схватке шурша подмёрзшей листвой, унеслись выяснять свои отношения во двор, загремев там опрокинутой цыбаркой. Загремев цепью, разразился лаем перепуганный кобель и зашумел в сенях проснувшийся хозяин.
- Рубить твою капусту! - крикнул неизвестно кому престарелый, судя по голосу, хозяин и, приперев дверь поплотнее, отправился на покой.
Игнат изрядно замёрз, но бесовьи лапы хмельного зелья, крепко держали его воспалённое обидой сознание. Он допил остатки водки, занюхал пушистым отворотом нового полушубка, и тут стало слыхать шарканье подкованных сапог. В свете луны Игнат увидел Акима, чуть пошатываясь идущего вниз по Крещенскому спуску. Сердце Игната бешено заколотилось, эхо издевательского смеха и самодовольный вид Акима в табачной мгле кабака окончательно отдали душу в лапы бесов. Аким споткнулся, но, удержавшись на ногах, свернул к калитке, но в пяти шагах от неё заскользил на свежезамёрзшей луже и с размаху упал.
Игнат выскочил из-за кучи листьев, на секунду заколебался, но водка вновь ударила в голову и, изо всех сил сжав в закоченевшей руке нож, он бросился на паровозника Акима…
Ошарашенный , от услышанной истории, генерал смотрел на большую карту Области Войска Донского в кабинете сыска. В роскошном чернильном наборе чуть слышно тикали часы, а за окном застенчиво кружились первые невзрачные снежинки.
- И вот выяснить бы хотелось, Тимофей Павлович - продолжил разговор есаул - как Бомбуле удалось заполучить у вас аж сто золотых рублей. Обманом али кражей? Он говорит, вы сами ему их отдали.
- Да. Это так. - вздохнув ответил Чикамасов - я добровольно дал ему деньги, чтобы он оделся, обулся, а сегодня хотел сделать ему документы и купить хату.
- Но…простите, зачем? - удивлённо подняв брови, спросил есаул.
- На всё воля Божия…
Дверь в кабинет распахнулась, казак Островерхов завёл опухшего от выпивки Игната, он, увидев генерала, окончательно поник и из воспалённых глаз скупо потекли слёзы.
- Зачем, Игнат, зачем?! - с болью в голосе сокрушённо спросил генерал.
- Ваш-бродь… я… я не хотел… я человек, а он, этот Аким, он паровозником работает… я ей Богу, в последний раз хотел и всё, не пить, он всё сам… говорил, что я никчёмный, что я никогда не стану человеком…
- Господин генерал - перебил Игната есаул - этому молодому человеку вы отдали деньги добровольно?
- Да. - сухо ответил Чикамасов.
Бомбуло заговорил что-то быстрое, несвязное, грохнулся на колени и, упёршись лбом в паркет, отчаянно закричал:
- Я человеееек!
Казак Островерхов, взяв Игната под руку, увёл его. Генерал подписал необходимые бумаги и поторопился на вокзал. Вскоре он прибыл в город N, и радость от предстоящей встречи затмила всё на свете – «скорей бы увидеть сына!».
Продолжение следует.
Отдельная благодарность двум замечательным людям, благодаря которым удалось решить технические проблемы при создании данного труда.
Я - человек!
Чикамас-донское название рыбы окунь.
1
= ̶ ̵̵̵̵ 1906 год. ̶ ̵̵̵̵ =
Генерал-губернатор Чикамасов долго ждал, когда Господь пошлёт ему сына. Три дочери не были утехой для души его, ибо были точными копиями, сказать честно, нелюбимой им жены.
Жизнь генерала в карьерном плане удалась, участник Крымской кампании, усмиритель боксёрского восстания в Китае, Русско-Японская война, принесли ему боевые ордена, положение в высшем обществе. Им добросердечно восхищались и ставили в пример, ибо все его звания, награды и привилегии, были заработаны честно. По выходу в отставку с военной службы, генерал служил на мирной гражданской должности. У него было всё, кроме долгожданного сына.
В ноябре 1906 года Чикамасов прибыл в Столицу Области Войска Донского Новочеркасск по делам службы, и пришла долгожданная новость – жена родила сына! Под хмурыми осенними облаками, генерал сиял от счастья, он не видел никого и ничего, только бы скорей вернуться в город N и скорей взять на руки сына. Вмиг потускнели ордена и золотые генеральные погоны, стали не важны ни титулы, ни высокое положение, ни предстоящая встреча с наказными атаманами Донского, Кубанского и Терского войска. Всё это стало не дороже, чем пожелтевшие листья, которые срывал с деревьев бойкий степной ветер, рассыпая их по брусчатке, на ругань дворникам.
Из роскошного здания Войсковой Канцелярии генерал отправился в недавно открытый огромный Войсковой Собор, дабы помолиться Господу Богу о здравии новорождённого. Обедняя служба была окончена и в Соборе почти никого не было. Чикамасов истого помолился и отправился к выходу, шаги его эхом разносились по огромному залу, вдруг святые образа, пламя свеч, своды и окна задвоились, в ушах пронзительно засвистело и генерал, как подкошенный упал навзничь на мраморные полы. Лишённого чувств его подняли и уложили на лавку, кто-то послал за фельдшером, но генерал скоро пришёл в себя.
- Граната японская. Прям под ногами рванула, все осколки мимо прошли, ни царапины, но дюже сильно контузило, с тех пор вот, маюсь… - поведал генерал взволнованным служителем Собора и, не дожидаясь фельдшера, вышел на улицу, с леденящим ужасом вспоминая видение во время обморока.
Высокий старик с длинной белоснежной бородой в чёрном монашеском одеянии держал на руках новорождённого генеральского сына и громогласно приказал Чикамасову помочь первому попавшемуся на его пути нуждающемуся, помочь всецело, спасти ему жизнь, отдать всё, что ему потребуется. Иначе, свершится страшное генеральский сын умрёт!
Пятидесятишестилетний генерал мечтал о сыне всю жизнь и это видение он воспринял как Божий наказ.
- x_17ab64ab.jpg (82.29 КБ) 13180 просмотров
Взяв извозчика Чикамасов обдумывал, где и как ему выполнить приказанное свыше, пока ехали до гостиницы «Европейской», в которой остановился генерал, он заговорил с извозчиком, тот жаловался на высокую не казачью пошлину и дюже прытких конкурентов из конторы «Мягкий рессор».
- Совсем жития не дают Ваш-высокородие! Хучь у петлю лезь! - возмущался извозчик, грозя кулаком в сторону Судебной Палаты, близ которой стояли фирменные экипажи с холёными лошадьми и ярко-зелёными сиденьями.
Генерал глядел на спину извозчика, и сердце подсказывало, что он не тот нуждающийся, которому нужно помочь.
2
= ̶ Игнат ̶ =
В богатом Новочеркасске было мало нищих, один из них жил при лодочных мастерских близ железнодорожного вокзала, звали его Бомбуло Игнат. Неизвестного роду-племени, 25 лет от роду, жил он случайными заработками, да беспробудно пьянствовал.
В тот ноябрьский день, когда генералу пришло видение, Игнат стоял близ перекрёстка Атаманской и Александровской улиц и рвал подбитый первыми заморозками шиповник, раскидистые кусты которого росли близ двухэтажного каменного дома.
Остановив извозчика близ входа в гостиницу, генерал увидал Игната. Из под видавшего виды холщового картуза торчали во все стороны давно нестриженные и нечёсаные каштановые патлы, грязный, с протёртыми до дыр локтями, пиджак, не менее грязные штаны, ниже колен превратившиеся в редкую бахрому, а худющие ноги утопали в огроменных не по размеру чириках. Игнат воровато озирался по сторонам и, срывая шиповник, складывал его в истрёпанный сидор времён турецкой войны и тихо чертыхался, когда вездесущие колючки цеплялись за рукава пиджака.
«ОН» - резюмировав вид Игната, решил генерал и уже искал повод завести разговор.
- Эй, ты! Ирод! А ну чеши отседова! - грозно крикнула на Игната немолодая казачка ответственного вида, с огроменными перси и добротными, нетронутыми сединой иссиня-чёрными волосами, повязанными шёлковым платком.
- Матушка, я усё! - виновато развёл руками Игнат.
- Ышь! Я те покажу, «матушка»! Чеши давай отседова, чтоб духу твоего тутоть не было - грозя кулаком сердилась казачка.
Игнат закинул сидор на плечо и сначала ступил вниз по Атаманской, вдруг, словно что-то вспомнив развернулся, и неуверенно засеменил наверх к гостинице, но, увидав строгую фигуру генерала, свернул в сторону Храма Александра Невского.
- Постой, хлопец! - окликнул Игната Чикамасов.
Игнат испуганно оглянулся, - «Гянярал,да ишо и казачий».- подумал он предвкушая неприятности.
- Постой! Не боись!- успокаивал его Чикамасов, видя его смятение.
- Слухаюсь, Вашбродь! - сипло рявкнул Игнат и покорно выпрямился.
- Скажи, парень, а в чём нужда твоя?
Недоумевающий Игнат растерялся: генерал - и спрашивает, что нужно, удивительно!
Завязался разговор, Игнат весьма подробно рассказал Чикамасову нехитрую историю своей жизни.
Рос сиротой при церкви в мужицкой слободе Гуляй-Борисовка. Скупая на вольности церковная жизнь пришлась Игнату не по нраву, и в 14 лет он сбежал в Новочеркасск, где зимой 1895 года его, замерзающего в подворотне, подобрал известный лекарь Мануйлов. Лекарь решил обучать Игната своей науке и за несколько месяцев учёбы Игнат стал подавать неплохие надежды, но и тут Игнат не усидел и сбежал, ютясь, где придётся. Бартыжая по городу, клянча милостыню, да по мелочи подворовывая, к 15 годам он уж пристрастился к спиртному.
По весне 1897 года, когда разлив Дона добрался аж до нижних улиц Новочеркасска, Игнат помог утопающей семье казака станицы Кривянской Поцелуева, перегруженная барка которого перевернулась близ мельницы. Благодарный казак пристроил Игната к лодочной мастерской, коей заведовал его шурин казак Кулаков. У Игната появился кров над головой и постоянное занятие, но пьянство пустило молодую жизнь под откос, и вскоре Игнат попал в тюрьму за пьяное буянство на Сенном базаре. Через полгода он освободился, но уже в 1899- м ограбил керосиновую лавку на Почтовой и угодил на 10 лет каторги, однако через пять лет был амнистирован. Освободившись, вернулся в мастерские к Кулакову, тот постоянно выгонял его за разные проступки, но, сжалившись, брал непутёвого сироту обратно. Вот и на днях Игнат в очередной раз прогневал Кулакова и теперь скитался, где придётся.
- На неделе с похмелья самовар утянул, вместе с сапогом, да продал за десять пятаков, а Кулак за него семь рублёв отдал. Теперича лютует. Ну ничё! - обнадёжено махнул рукой Игнат - покамист лёд не стал, лодочником подработаю и долг отдам, и пиджак в полоску куплю… - Игнат на мгновение взглянул в степь и добродушно рассмеялся.
Генерал внимательно выслушал его и простыми словами объяснил, что Божья милость снизошла на него , что теперь у него будет всё: и дом, и семья, и пиджак в полоску, и жизнь его будет светлой, главное строго завязать с пьянством.
- Хату я тебе куплю, докýменты оформлю, будешь жить справно, по-человечески.
Игнат с трудом верил в происходящее, то ли сумасшедший этот генерал, то ли действительно Господом Богом послан! Опустив взгляд очей, Игнат промолвил:
-Да мне бы лишь семь рублёв Кулаку вернуть… а то с церквы гонют, с базару гонют, везде гонют, Ваш-бродь…
- Игнат, у тебя будет свой дом и больше тебе не придётся где-либо ютиться, осознай это. Завтра, в 9 до полудня буду ожидать тебя здесь, пойдём в управу, сделаем тебе докýменты и найдём хату. Вот, возьми сто рублей, раздай долги, купи себе пиджак и штаны кои пожелаешь.
Генерал дал Игнату десять золотых червонцев и строго наказал:
- Только гляди не напейся!
- Спаси Господи господин генерал…Я… до завтра…Спаси Христос Ваш-благородие! - несвязно лепетал Игнат, глядя своим по-детски откровенным взором то на небеса, то на генерала.
- До завтра Игнат. Я верю в тебя , ибо ты настоящий человек.
Чикамасов до вечеру гулял по Александровскому парку, вдыхая аромат степного воздуха и шуршащей под ногами листвы. Остановившись около чугунного фонтана, он обратил взор на купола Александровского храма и сам себе тихо сказал:
- Он будет настоящим человеком.
3
= ̶ На всё - воля Божья ̶ =
Наутро генерал прождал час, но Игната всё не было. В смятении он отправился обратно в гостиницу, чтоб разузнать у швейцара, где находятся эти лодочные мастерские казака Кулакова. Но едва он поднялся по ступенькам ко входу, молодой казак в шинели с шевронами городовой полиции лихо осадил коня, бросил поводья на коновязь и, мигом вбежав на ступеньки, козырнул генералу:
- Здорово живёте Ваше Благородие!
- Слава Богу, казаче!
-Младший урядник Новочеркасского сыскного отделения Сергий Островерхов. Дозвольте объявить Вам поручение.
- Дозволяю.
- Вы генерал - губернатор N-ской губернии Тимофей Павлович Чикамасов?
- Он самый.
- Во вчерашний день, как нам известно, у вас были похищены деньги, прошу прибыть вас в отдел сыска для опознания преступника.
- Голубчик, тут явная ошибка, ибо у меня ничего не пропало и кто этот, так называемый преступник?
Казак объяснил, что он человек маленький и лишь послан, дабы вызвать генерала. Чикамасов, взяв извозчика, прибыл в отдел. Молодой есаул сыска пригласил генерала в кабинет и приказал Островерхову:
- Привести Бомбулу!
Что же произошло?
Расставшись с генералом, Игнат бегом отправился в одёжную лавку, где купил себе чёрный, в тонкую серую полоску, пиджак, штаны, щегольскую красную рубаху, фетровый зелёный картуз, жёлтые ботинки и извозчичий овчинный полушубок. Весь в обновках, сияющий от счастья, он прибыл к Кулакову и отдал долг за самовар. Кулаков, стряхивая с рабочего фартука стружку, взглянул на деньги, потом на Игната и, недоверчиво покачав головой, молвил:
- Никак банк грабанул!
- Эх! Не поверишь! Сам Бог с небу прислал! Я теперича и в человеки выбьюсь, вот поглядишь - гордо покручивая стеклянные пуговки пиджака, говорил Игнат и поведал невероятную историю про генерала добродетеля.
- Врёшь! - в один голос сказал Кулаков и отошедшие от работы батраки.
- Хех! Куда вам то! Бывайте!
Игнат вышел из мастерской и весело посвистывая зашагал среди куч паровозного шлака к вокзалу. По привычке он покрутился на перроне, раскланялся подозрительно оглядевшему его с ног до головы городовому и отправился на извозчике в питейный подвал «У Самсона».
Игнат Бомбуло пил в последний раз, ведь он без одного дня человек! Это он говорил всем посетителям подвала, щедро угощая выпивкой и закуской. Каждому он спешил рассказать о привалившем ему счастье. Но народ лишь посмеивался, попивая Игнатову выпивку.
- Но даже ежель и так, то зачем тебе дом? Ты ж окромя как о бутылке, да о пиджаке в полоску в своей жизни боле и не ведаешь. Да и то, пиджак тебе нужон, дабы заложить его за бутыль - другой. - беспристрастно высказывал своё мнение Аким - паровозник.
Игнат оторопел. Аким был единственный на весь кабак, кто не пил за его счёт и рассчитывался за свою выпивку сам, отсыпая половому, чёрными от угля и масла, ручищами медные копейки.
- Дом это тому - поучительно продолжал Аким - кто живёт по-Божьи: семью заводит, дитятей ростить, делом занят, а тебе что? Водка, да шляться! Иль брешешь, иль дурака тебе бестолочи Бог послал, знал бы он, генерал этот, тебя.
Игнат, грохнув по столу кулаком, возмутился:
- Что ты гад от зависти желчью брызжешь, мне сам Бог велит человеком стать! Умный он, гля! А сам-то много преуспел? Сам-то из того же теста! - и, вскочив, хлопнув себя рукой в грудь, крикнул - Я человек!
- Ты человек? - невозмутимо пригубив пиво, с издевкой спросил Аким. - да будь ты человек, то Богу бы сейчас молился за здравие такого дурака, что дома тебе да сотни рублёв дарит, а ты же хлещешь, сидишь. Я то человек маленький, мне хенералы дворцы не дарють, но Господь милует, знаю зачем живу, детей, вон, ращу, пущай и не богат, но своё имею и чужого не надо.
Игната душили слёзы обиды, Аким же, довольный произведённым эффектом, презрительно смотрел на побагровевшего Игната и на хихикающую публику, вытирая с седоватых усов пивную пену.
- Да ты… - срывающимся голосом выдавил из себя Игнат - пошёл ты к чёрту! А я, я человек! - и, грохнув кулаками по столу, купив у полового бутылку водки, вышел вон из затянутого табачным дымом кабака.
Он поднялся по ступенькам наверх и услыхал громкий хохот и похвалы острословному Акиму, да презрительные кривляния в адрес его самого. Игнат глубоко вздохнул свежий морозный воздух, взглянул на украшенную радужным ореолом луну, величественно сияющую над бескрайнем донским займищем. – « Завтра всё будет иначе…завтра…завтра… » - успокаивался Игнат. Свежий воздух было отрезвил помутнённый водкой и обидой разум, но из подвала вновь послышалось - «Я человек - итить - матить! Я человек! - усраться и не жить!» - и новый взрыв хохота окончательно добили Игната. Он достал из рукава бутылку, и яростно сделал несколько больших глотков.
- Я человек - словно кому-то доказывая, заплетающимся языком бормотал он, скользя новыми ботинками по блестящей в лунном свете заинедивелой брусчатке.
Игнат почти допил бутылку, разум окончательно покинул его. Он знал, что живущий близ вокзала Аким скоро воротиться до дому. Вытащив из полушубка свой старый самодельный нож, Игнат присел на корточки за кучей хрустящих от заморозка листьев и принялся ждать Акима.
Над Новочеркасском раскинулась необъятная ночь. В благоухающем морозом и дымом печей воздухе было хорошо слыхать всё происходящее вокруг. На запасной ветке вокзала тяжело выдохнул парами локомотив, лязгнула стрелка рельс, звонкий свисток весело разнёсся по залитому лунным светом займищу до самой Кривянской станицы. У Крещенского базара залилась лаем собака, подняв перегавкивание от Собора до мельницы. Совсем рядом дико заорали коты и, недолго катавшись, в схватке шурша подмёрзшей листвой, унеслись выяснять свои отношения во двор, загремев там опрокинутой цыбаркой. Загремев цепью, разразился лаем перепуганный кобель и зашумел в сенях проснувшийся хозяин.
- Рубить твою капусту! - крикнул неизвестно кому престарелый, судя по голосу, хозяин и, приперев дверь поплотнее, отправился на покой.
Игнат изрядно замёрз, но бесовьи лапы хмельного зелья, крепко держали его воспалённое обидой сознание. Он допил остатки водки, занюхал пушистым отворотом нового полушубка, и тут стало слыхать шарканье подкованных сапог. В свете луны Игнат увидел Акима, чуть пошатываясь идущего вниз по Крещенскому спуску. Сердце Игната бешено заколотилось, эхо издевательского смеха и самодовольный вид Акима в табачной мгле кабака окончательно отдали душу в лапы бесов. Аким споткнулся, но, удержавшись на ногах, свернул к калитке, но в пяти шагах от неё заскользил на свежезамёрзшей луже и с размаху упал.
Игнат выскочил из-за кучи листьев, на секунду заколебался, но водка вновь ударила в голову и, изо всех сил сжав в закоченевшей руке нож, он бросился на паровозника Акима…
Ошарашенный , от услышанной истории, генерал смотрел на большую карту Области Войска Донского в кабинете сыска. В роскошном чернильном наборе чуть слышно тикали часы, а за окном застенчиво кружились первые невзрачные снежинки.
- И вот выяснить бы хотелось, Тимофей Павлович - продолжил разговор есаул - как Бомбуле удалось заполучить у вас аж сто золотых рублей. Обманом али кражей? Он говорит, вы сами ему их отдали.
- Да. Это так. - вздохнув ответил Чикамасов - я добровольно дал ему деньги, чтобы он оделся, обулся, а сегодня хотел сделать ему документы и купить хату.
- Но…простите, зачем? - удивлённо подняв брови, спросил есаул.
- На всё воля Божия…
Дверь в кабинет распахнулась, казак Островерхов завёл опухшего от выпивки Игната, он, увидев генерала, окончательно поник и из воспалённых глаз скупо потекли слёзы.
- Зачем, Игнат, зачем?! - с болью в голосе сокрушённо спросил генерал.
- Ваш-бродь… я… я не хотел… я человек, а он, этот Аким, он паровозником работает… я ей Богу, в последний раз хотел и всё, не пить, он всё сам… говорил, что я никчёмный, что я никогда не стану человеком…
- Господин генерал - перебил Игната есаул - этому молодому человеку вы отдали деньги добровольно?
- Да. - сухо ответил Чикамасов.
Бомбуло заговорил что-то быстрое, несвязное, грохнулся на колени и, упёршись лбом в паркет, отчаянно закричал:
- Я человеееек!
Казак Островерхов, взяв Игната под руку, увёл его. Генерал подписал необходимые бумаги и поторопился на вокзал. Вскоре он прибыл в город N, и радость от предстоящей встречи затмила всё на свете – «скорей бы увидеть сына!».
Продолжение следует.
