Многие наши современники ощущают: из человеческих отношений уходит «счастье – это когда тебя понимают». И это хочется вернуть любой ценой. Даже пресловутый экономический кризис «дает надежду, что реальные ценности продвинутся с последнего места хотя бы в «тройку лидеров»… В нашем обществе «сбиты прицелы» в сторону всеобщего обогащения – в смысле «жизнь удалась»… Мы стали «страной, утратившей часть общей души». Успешный кинорежиссер жалуется: «Диалоги «где отдыхать, что купить» мне неинтересны. Когда хочу поговорить о чем-то другом, часто не нахожу собеседника…» (цитаты из газет).

Что такое друг? Другой я

Валерий Кащенко:

– Говорят, друзей много не бывает. Но столько людей одного круга, одного времени, в одном месте… И встречи не разочаровывают, а дают новый повод для очарования. Хотя мы дружим больше сорока лет. А если кто-то и выпадает из этой обоймы, то редко: уезжает или вообще… умирает.

– Наверное, с годами все труднее собираться всем вместе?

– Нет, нас скорее труднее расцепить. Мы не надоели за эти годы друг другу.

Николай Красников:

– Это внутри нас. Помимо сцены, мы сдружились на всю жизнь, и вот это объяснить невозможно.

– А что вам это дает?

– Нельзя сказать – «дает». Мы в этом живем. Что рыбе дает вода?

Первый раз я увидела театр юмора и сатиры – ТЮС НПИ – в Ростове на сцене ДК «Ростсельмаш» в 1976 году, во время областного фестиваля студенческих театров. Мы были студентами ростовских вузов, «болели» соответственно за РИСХМ и РГУ, но хохотали, как безумные, и бурно аплодировали своим талантливым соперникам из Новочеркасска, потрясенные высоким качеством спектакля.

Через двадцать лет на юбилее ТЮСа я вдруг вспомнила тот фестиваль, потому что, как только на сцену вышли трое (солидных, серьезных) мужчин, я сразу начала смеяться и не смогла остановиться, и весь зал вместе со мной.

Еще через десять лет я спросила у одного из них:

– Может быть, это было так талантливо, потому что вы уже приняли образ?

Николай Красников (отшутился):

– Мы просто «приняли», наверное… А кто-то сказал, что это только нам интересно, и не надо больше выходить на сцену…

Сергей Вотин:

– У известного балетмейстера спросили: «Разве можно балерине в 70 лет выходить на сцену и танцевать?» И он ответил: «Танцевать можно, смотреть нельзя…» Но нам и на сцену выходить не надо. Когда мы встречаемся, на следующий день у нас не головы, а скулы болят от хохота.

Дружеская любовь совершенствует человеческий род

Александр Комарец:

– Хорошо даже помолчать вместе. Но ведь никто же не молчит, все острят! Мне просто очень повезло. Студенческие годы – идеальные, лучшие годы жизни. А поскольку мои институтские друзья все время здесь, рядом, и мы регулярно общаемся, получается, что наше время никуда не ушло…

Много лет подряд СТЭМовцы собираются вместе 1 апреля, в день своего рождения. В наступающем году ТЮСу исполнится 33 года. Круглая дата.

Наталья Михайлова:

– Даже наши дети деликатно родились 31 марта и 2 апреля, освободив родителям первое число для празднования «Дня смеха». И правильные дети получились. Например, дочка Вотина, которая присутствовала на праздновании симметричной даты «6.9.1996», пожелала нам отметить дату «20.02.2002».

Неплохо бы встретиться и «20.12.2012».

– А кто у вас был самый-самый талантливый?

Валерий Кащенко:

– Все были влюблены в театр и друг в друга. Все были любимцы публики. Но некоторые были вне конкуренции. Коля Красников что делал! Никто не мог с таким блеском…Его со сцены чуть ли не на руках уносили…А девушки были или очень красивые, или очень талантливые.

– А почему никто не стал профессиональным актером?

Николай Красников:

– У меня терпения не хватало. Однажды был в Москве, в командировке. Зима. Читаю объявление: «Мосфильм» приглашает всех, имеющих представление о танцах, на просмотр для съемок кино на берегу Черного моря». А я всю жизнь занимался в танцевальном кружке. Прихожу. Очередь – сто человек, стоим на морозе. А тут товарищ мой, который просто пришел со мной, постоянно предлагает пойти «согреться». И вот когда остается 15 человек до входа, мое терпение лопается, и мы уходим. Как я потом узнал, собирались снимать «Зимний вечер в Гаграх». А я же и «степ» знаю…

Душой и лидером театра был Александр Григорьевич Малашенко. Он это придумал и «тянул на себе» много лет. Вообще Малашенко много чего «придумал». Например, идея дать газете имя «Новочеркасские ведомости» принадлежит Александру Григорьевичу.

Александр Комарец:

– Всех, кто приходил в театр, с первого мгновенья окружала атмосфера очень большой доброжелательности и восторга. Из любой миниатюры Малашенко стремился сделать маленький спектакль, развивал действие, дописывал сценарий. Сам он серьезный такой, но как выходил на сцену, все «падали»…

Традиция – не сохранение

пепла, а раздувание огня

Александр Малашенко:

– СТЭМ НПИ, известный с 1957 года спектаклем «Я люблю тебя, НПИ», и одноименной песней Шварца, распался. Мы этого времени и этого театра не захватили. Но, когда поступили в институт, на каждом факультете был свой театр миниатюр, отчего происходили фестивали, соревнование между факультетскими театрами, пародирование друг друга. Но мы были разрозненны по факультетам, а нам хотелось объединить силы, потому что былая слава институтского театра не давала покоя.

Основной костяк составили электромех, энергофак и стройфак. Собрались вместе, составили программу и даже два года ездили вместе с институтским джаз-оркестром на гастроли. Как раз эта дружба и сохранилась до сих пор, и продолжается во всех отношениях; и это несколько облегчает и нашу профессиональную деятельность. И независимо от того, сколько времени длилась разлука, встречи получаются очень яркими. Наши оркестранты могут не видеться двадцать лет, а потом собраться и сыграть так, как будто они репетировали каждый день. Оркестр существовал параллельно театру и был даже для того времени солидным: три трубы, четыре саксофона, два тромбона, пианино, ударная установка, две гитары, контрабас и три-четыре солиста… Пела (до сих пор поет в нашей компании) замечательная певица Лариса Кобзарь.

Валерий Кащенко:

– Как нас принимала публика! Нас было четверо режиссеров-постановщиков. Мы были очень увлечены. Уже появился некий профессионализм. Все было откатано до автоматизма – с декорациями, с падающим занавесом…

А однажды на гастролях – казус: нам выделили обычную аудиторию, и никакого занавеса…Но не можем же мы допустить, чтобы техника довлела над замыслом. И мы придумали включать и выключать свет – световой занавес. Пока перестраивались перед выступлением, ругань стояла несусветная между всеми четырьмя режиссерами. Руководитель местного театра боялся, что мы так и не произнесем ни слова по тексту миниатюры. К тому же тушение света сыграло со мной злую шутку. Я вышел и …вдруг растянулся посреди зала, как большая жаба. Но публика подумала, что так и нужно по ходу пьесы между сценами. Какую же овацию они нам устроили!

А однажды мы решили снимать фильм о создании студенческого кафе «Без пяти», в котором мы были частыми гостями. По сценарию фильма нужно было добыть деньги на строительство кафе. Снимали сценку свары возле Центрального банка на Московской. А рядом с банком, как известно, находится отделение милиции. Когда милиционеры увидели, что эту драку еще и снимают, они выскочили и затащили нас в кутузку…Но какие были времена! Даже пленку не засветили…

Слава – это

непрерывное усилие

Александр Комарец:

– Мы не могли себе позволить делать тяп-ляп, как сейчас снимают «мыльные» оперы. У нас даже Красников выучивал слова. Подход был, как в настоящем театре. НПИ этим и славился – профессиональным подходом к искусству. Такими были и Театр оперы и балета, и джаз-оркестр, и театр миниатюр. Я сейчас не нахожу аналогов этому. У нас была специальная техническая группа: осветители работали световыми пистолетами, ассистенты поднимали и опускали занавес и делали перестановку на сцене. Мы отрабатывали до автоматизма не только саму миниатюру, но и замену декораций в кромешной темноте…

– А трудно было выбирать время для репетиций?

– Трудно было учиться между репетициями. Когда мы репетировали, от нас строго требовалась полная самоотдача. Если надо было сто раз повторить реплику или сценку, то повторяли сто раз, пока не получалось так, как хочет режиссер. Подчинение режиссерской воле было железным правилом. Но и режиссеры давали полный простор для проявления фантазии и актерских находок, которые иногда возникали прямо в процессе репетиции. И мы попадали в сложное положение, когда и смеяться было нельзя, и не смеяться было нельзя! Вот так всегда мы старались найти изюминку. Чтоб зрители «легли». И тогда можно уходить.

Как мы теперь понимаем, наше поколение было очень талантливым. Вот Красников. В обычной жизни мы слышали от него только две фразы: «Ну ты смотри….» и «Ну, я не знаю…» А как на сцену выходил, выдавал такой «изюм»! Нам было тяжелее всех: надо было играть, а не «ложиться» от смеха, но, глядя на Колю, это было невозможно… Всю жизнь я окружен удивительными людьми.

Вотин Серега компетентен абсолютно во всем: это ходячая энциклопедия. Это компьютер с колоссальным объемом памяти.

Все партии для джаз-оркестра расписывал Сергей Слепченко. Это вообще гений музыкальных аранжировок и импровизаций. Именно ему удалось собрать музыкантов и быть авторитетным руководителем джаз-оркестра «НПИ-джаз 67». В этом коллективе все были и талантливыми, и трудолюбивыми, и терпеливыми. По 30-40 раз повторять одно и то же до блеска – нужно море терпения.

Коля Теренько – это музыкальный полиглот, он блестяще играет на всех инструментах…

Валера Кащенко – хранитель песен, которые мы пели. Знает весь политехнический фольклор, в особенности песни Шварца. Он помнит слова 400 песен, в том числе новочеркасских и ростовских бардов, от начала и до конца.

Кто-то сказал, что дружба – ненадежное дело. Одна часть друзей выбирает благоразумие и переходит в разряд наших недругов. Другая умирает, и мы умираем вместе с ней. И только последняя, благословенная часть дает нам силы жить.

Смех – неплохое начало для дружбы, смехом же хорошо ее продолжать

– Почему у вас, у артистов, вместо вечного соперничества получилась вечная дружба?

Наталья Михайлова:

– Во время фестивалей мы были соперниками. А после – это был один коллектив, опять единое целое. Не было ощущения вражды, злости, зависти. Все равно – то они, то мы первые. Мы здорово соревновались и брали друг у друга самое лучшее. Мы даже радовались удачам друг друга и вместе отмечали успех фестиваля. Вместе выпивали, закусывали и писали сценарии. А как мы разыгрывали друг друга, не дожидаясь первого апреля! Мне сказали: в воскресенье к семи утра собираемся у Красникова на Кирпичной писать сценарий, еду приносить с собой. Никогда не была на Кирпичной, но я такой человек: сказано – сделано. Встала в пять часов, нажарила котлет, оставила спящую дочку и пошла на Кирпичную. Февраль, темно, как ночью, собаки бегают, их еще с вечера повыпускали… А я иду в дубленке с белым мехом, и на запах котлет из моей сумки все окрестные собаки с лаем бегут за мной и кидаются на пакет. Нахожу дом. Окна темные, все закрыто. Стучу – никто не открывает. Соседи, слыша, как я тарабаню к Красникову, выглядывают на улицу. Наконец открывает сонный Коля, в исподнем: «Ты чо?!» – «Серпокрылов (худрук ЭКСа – М.К.) сказал: к семи…» «Ну, я не знаю…» «И все побожились, что придут…» «Ну, заходи…» Потом все сказали, что пошутили, но уже поняли, что со мной нельзя так шутить…

Николай Красников:

– Сейчас я снимаю на видео, а раньше – на кинопленку. Ее надо было проявлять.

1974 год. Свадьба Сережи Вотина. Я заготовил растворы для проявки кинопленки и побежал снимать регистрацию в ЗАГСе. По окончании все пошли в столовую праздновать, я – бегом проявлять. Через час с готовой пленкой бегу в столовую. И – жду момента. После «третьей» включаю проектор… И – тишина в зале. Сергея на экране узнали, а Лену – нет. Все – в шоке! «У Сережи уже была свадьба?!» Наконец сообразили: «Да это же Лена рядом с ним на экране!»

– Как пригодился этот «опыт счастья» во взрослой жизни?

Наталья Михайлова:

– Как способ самовыражения, потребность лицедейства – не есть плохой. Это попытка приобрести жизненный опыт играючи – без травм, без трагедий. Вот почему актеры так долго живут. Это совершенное бесстрашие перед любой аудиторией. В зрительном зале только на своих местах сидело 400 человек, а сколько еще стояло у стен и в дверях! Это нахождение контакта с любым собранием людей. Высокое уважение к слову. Просто слово бросить на ветер уже нельзя. Пустословие возможно в пылу разговора. А со сцены слово уже доходит до каждого. Это большая ответственность. Нельзя ничем задеть, тем более оскорбить тех, кто сидит внизу, в зрительном зале. Ведь сцена высока, а ты на сцене, ты выше всех. Ты – король. И невероятная связь с залом. Ты зал чувствуешь абсолютно, и он у тебя в руках. Ты словом можешь заставить зал замолчать.

Студентка факультета дизайна Анастасия Якубович сделала диплом по оформлению фестивалей, и в краткой истории вопроса описала феномен студенческих театров НПИ, которые в начале шестидесятых, будучи факультетскими, соревновались между собой, а в конце шестидесятых объединились в институтский СТЭМ.

«Когда Малашенко вернулся после армии в институт, после нескольких лет раздумий решился…создать новый театр», который начался с выступления в концертном зале НПИ 1 апреля 1076 года. Театр собрал своих артистов, «стэмовцев», «эксовцев» и «кэмповцев»…«Вначале хотели назвать новый коллектив «Театр сатиры и юмора», но испугались аббревиатуры «ТСЮ»… Поэтому решили назваться «Театром юмора и сатиры».

Как сказал (культовый тридцать лет назад) американский писатель Фолкнер: «Прошлое не мертво. Оно даже не прошлое…»

Мудрые высказывания – Зенона, Дидро, Уайльда, Жана Жореса.