Тяжелым и трагическим стало Рождество Христово в 1920 году в Новочеркасске. С тех пор, и по ныне, Столица Донского Казачества в оккупации сатанистов-большевиков затем дегенератов-демократов.
Высшее руководство Вооруженных Сил Юга России ( В. С. Ю. Р.), куда входили части Донской Армии еще осенью 1919 допустило ряд роковых ошибок, и Белая Армия находящаяся на пороге Москвы начала отходить на Юг. В течении двух с половиной месяцев В. С. Ю. Р. отошли к рубежам по линии Ростова на Дону и Новочеркасска.
- Карта московской директивы утвержденной главкомом ВСЮР Деникиным после взятия Царицына.
- Московская дирректива.jpg (87.5 КБ) 2357 просмотров
И вот, в Рождество 1920 года ослабленный 3-й Донской Конный Корпус под командованием генерала Гусельщикова, при поддержке частей 1-го Донского корпуса в неравном бою потерпел поражение. Силы были не равны.
- Схема боя под Новочеркасском 1920 год.
К Вашему вниманию цитата из очерка белогвардейского журналиста Раковского "В стане белых".
Рождественскую ночь войска провели под Новочеркасском. Казалось, что вся обстановка складывается в пользу донцов. В последних боях, в особенности под Провальскими конными заводами, пассивно отступавшие казаки, что называется, огрызнулись, да так, что не одна тысяча красноармейцев осталась на поле сражения. Все офицеры и генералы в один голос говорили о бодром, уверенном настроении донцов. В таманском дворце я встретил председателя Донского войскового Круга Харламова9, который вместе с командующим Донской армией генералом Сидориным только что вернулся после посещения частей корпуса генерала Мамонтова10. Его общий вывод сводился к тому, что как командный состав, так и простые казаки настроены великолепно и готовы двинуться в бой, куда нужно, куда прикажут.
С утра в первый день Рождества на подступах к Новочеркасску начался решительный бой. Яркое солнце освещало покрытый снегом притихший город. Во дворце атамана, где я увидел генерала Сидорина, на мой вопрос о положении дел он ответил:
— Телеграфируйте в газеты, что мы бодры и верим в успех.
Верили в успех все. Все, казалось, было сделано, чтобы разбить врага и, кто знает, быть может, тем самым значительно изменить ход событий.
В городе было тихо и безлюдно. Изредка по улицам проезжали конные казаки, двигались какие-то пешие команды. Проходит час, другой. Грохот орудийных выстрелов становится все слышнее и слышнее. В городе по-прежнему было спокойно.
С крыши здания войскового штаба я наблюдал за ходом происходившего вдали на буграх боя. Обстановка казалась неясной. Стоявший возле меня инспектор донской артиллерии Майдель недовольно покачал головой.
— Наши отходят, - заметил он.
Вдали чуть-чуть видны были черные точки, темные пятна и линии: то наши и неприятельские части маневрировали и наступали друг на друга...
В полевом штабе командующего царило выжидательное настроение.
Проходит час, другой... Грохот орудийных выстрелов приближался. В сердце начинали закрадываться тревога и беспокойство. Настроение быстро понижалось.
— Сбили с бугров. - Эти роковые слова, кем-то произнесенные, в одно мгновение облетели всех.
К трем часам дня как-то сразу стало ясно, что наступает критический момент боя. В Новочеркасске начиналась сумятица. Заметались отдельные всадники и беженцы. Выстрелы раздавались уже под самым городом. По улицам быстро проходили обозы. Возле атаманского дворца спешно строились конвойные сотни. Через Новочеркасск в образцовом порядке, порою с песнями проходили уже и строевые части.
Происходило что-то непонятное, необъяснимое... Сил, казалось, было более чем достаточно. Настроение войск было великолепное. И вдруг... столица Дона, колыбель Добровольческой армии, “змеиное гнездо контрреволюции”, по выражению большевиков, город Новочеркасск оставлялся донцами, можно сказать, без упорного, кровавого, беспощадного боя, к которому, по-видимому, войска были вполне готовы.
Уже над городом начинали рваться шрапнели. Все заторопились.
Вечерело. Войска и беженцы спускаются вниз, проходят через балку и направляются на Аксай.
Все, казалось, никак не могли уяснить себе смысла и значения того, что произошло. Это было видно из тех летучих фраз, которыми обменивались между собою отступавшие.
— Мы бы расколотили сегодня Думенко, да Буденный со своей конницей подоспел11.
— Жалко Новочеркасска, Господи, как жалко...
— Ничего, все равно дня через три, через пять вернемся обратно. Пусть только Мамонтов подойдет...
— Мы свое возьмем: не первый раз покидаем Новочеркасск.
— Ну и достанется же Новочеркасску от большевиков. Разорят дотла. Ведь это у них гнездо контрреволюции...
Над городом видно уже зарево.
— Новочеркасск горит...
— Нет, это в Хотунке (в двух верстах севернее Новочеркасска).
— Зарево-то, зарево какое...
Расположенный на высокой горе, освещенный последними лучами солнечного заката, город был удивительно красив. На багровом небе отчетливо были видны клубы дыма.
Настроение у всех, казалось, все же было бодрым. Иногда с песнями проходили пехотные части. Тяжелое впечатление производили лишь беженцы с котомками за плечами, шедшие из Новочеркасска.
Мороз крепчал. Города уже не видно. Лишь багровые языки огня поднимались там, откуда вышли последние части Донской армии.
А это стихи донского казака Николая Туроверова, ветерана Гражданской войны прошедшего ее от боев за Ростов в 1917 до Крыма.
Из поэмы "Новочеркасск"
Колокола печально пели.
В домах прощались, во дворе:
Венок плели, кружась, метели
Тебе, мой город, на горе.
Сноси неслыханные муки
Под сень соборного креста.
Я помню, помню день разлуки,
В канун Рождения Христа,
И не забуду звон унылый
Среди снегов декабрьских вьюг
И бешенный галоп кобылы,
Меня бросающий на юг.
Вечная память казакам павшим в борьбе с большевиками!
Сказал бы уж - любитель музыки.
Это не я там играю, если чо 
даже автобус вечером подать вовремя не можете