- 9a69c67fb851.jpg (124.49 КБ) 1246 просмотров
Митрофан Петрович Богаевский
Митрофан Петрович Богаевский
Гибель
Настоящим сообщением я завершаю публикацию серии статей, посвящённых, может быть самому выдающимуся сыну Дона времён смутного времени 1917 - 1920 гг. Надеюсь мой скромный труд пробил хотя бы маленькую брешь в почти столетнем молчании относительно Донского Баяна Митрофана Богаевского, в освещении его гражданского и человеческого подвига, в освещении его жертвы, принесённой на алтарь народовластия и человеколюбия. И если этот материал зародил в душе, хотя бы немногих молодых людей искру истинной человечности, я буду считать свою маленькую задачу выполненной.
Искренне,
Источник статей:
Настоящим сообщением я завершаю публикацию серии статей, посвящённых, может быть самому выдающимуся сыну Дона времён смутного времени 1917 - 1920 гг. Надеюсь мой скромный труд пробил хотя бы маленькую брешь в почти столетнем молчании относительно Донского Баяна Митрофана Богаевского, в освещении его гражданского и человеческого подвига, в освещении его жертвы, принесённой на алтарь народовластия и человеколюбия. И если этот материал зародил в душе, хотя бы немногих молодых людей искру истинной человечности, я буду считать свою маленькую задачу выполненной.
Искренне,
Источник статей:
Митрофан Петрович Богаевский
Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения
донского трибуна - "Неистового Митрофана".
Директор Каменской общественной гимназии М.П.Богаевский. 1917 год.
Источник фото: журнал "Казачья жизнь", брошюра № 120, стр.6, февраль 1963г.
Высказывания современников о Богаевском М.П.:
«Ему мы обязаны, что честь казачества соблюдена»
Атаман А.М.Каледин Кругу,
указывая на Богаевкого М.П.
«Когда этот человек маленького роста, с измождённым желтым лицом калмыкского типа, с впалой грудью, в скромном штатском одеянии выходил на кафедру и произносил первые слова, аудитория, как бы она не была многолюдна и разношерстна – затихала, и с напряженным вниманием ловила каждое слово...
Просто, ровно, спокойно, монотонно...
Учитель объясняет ученикам урок»
Министр Донского Правительства К.П.Каклюгин
«Господа,- сказал он, обведя всех искрящимся взглядом. Удивительно приянтый, мягкий, проникающий в душу голос. Полилась речь.
Всё замерло, хождение, кашель прекратились. Пот ручьями стекал с лиц, но его не чувствовали. Голос, идущий из угла комнаты, приковал к себе, усталость прошла, как проходит она у измученных долгим переходом солдат при первых звуках музыки. Красота, искренность речи, необыкновенно широкий размах её, изумили нас.
Все волнующие нас вопросы он изложил в яркой художественной и до того простой по своей постановке речи, что она глубоко проникла в сознание даже не подготовленных слушателей, а таких было много.
Учитель оказался тем удивительным фокусом, в котором сосредоточились все волнующие казачество мысли.
Этим учителем был Мтрофан Пертрович Богаевский, директор Каменской общественной станичной гимназии»
генерал Т.М.Стариков
М.П.Богаевский о судьбах России.
В конце января 1918 года М.П.Богаевский написал письмо к Виктору Севскому в котором «Неистовый Митрофан» рассказывал о той лекции, которую он прочитал для съехашихся в Новочеркасск в начале января 1918 года народных учителей. Лекция Богаевского на этом съезде о казачестве вызвала много разговоров в столице Каледина и была большим событием в то время.
В письме Виктору Севскому М.П.Богаевский писал:
-- В воскресенье читал для народных учителей лекцию о казачестве. Был в голосе и «ударе». Три часа рассказывал. Чутко и напряженно слушала аудитория. Надвинулись сумерки, преждевременные от сырого мрачного тумана. Сумрачен был и конец лекции. Подавленной разошлась аудитория. Стало пусто и на душе лектора.
Заканчивал свою лецию М.П.Богаевский своими мыслями о судьбах России.
-- Мой ректор по Петроградскому университету профессор Эрвин Гримм, историк, на мой вопрос по поводу событий и относительно возможности предсказать о том, что будет дальше, в двадцатых числах марта 1917, года ещё всё представлялось в розовом свете, сказал, что летом неизбежно большое кровопролитие, птому, что развитие большевизма ведёт к тому, что коалиционное министерство будет не в силах удержаться.
Но главная беда данной минуты ещё не в большевизме. А в том, что роковым образом на арене русской жизни стал не только фигурант , но и похуже того – человек, о котором Атаман, по возвращении с Московского Гоударственного Совещания, где Керенского он видел в первый раз, на мой вопрос о премьере, усмехнувшись(а улыбается Алексей Максимович, как известно, в неделю раз), коротко бросил, выразительное, ходкое ныне, слово: «сволочь»...
Когда этот господин адвокат среднего разбора, но с большим темпераметром, человек, который, как я сказал на Войсковом кругу – «ни папы ни мамы в военном деле не понимает», стал во главе революции и армии, уже тогда вдумчивым людям видно было, что человек этот, сыгравший вначале своим темпераметром такую крупную роль – не государственный человек, а балерина, бившаяся в истерике во время своей заключительной речи на Московском Совещании.
И вот тот прогноз, который ставил Гримм, блестяще осуществился.
Развал государственный осуществляется в полной мере, Начинается пунктуальнейшее осуществление понятия анархии, то есть безвластия.
Никто никого больше слушаться не хочет.
Вчера, посетившие нас представители демократических организаций и социалистических партий Учредительного собрания передавали факт, очевидцами которого они сами были в Смольном: красноармеец не пожелал слушаться Ленина и не пошел туда, куда посылал его глава комиссаров.
Не тоже ли у нас: станичный атаман чуть ли не упрашивать должен казака рассыльного отнести казённый пакет...
При таком безусловном развале всей государственной машины , не говоря уж о развале политико-экономическом, прямо и честно приходиться сказать, что русское государство погибает и, конечно, не будет ни казачества ни Дона, ни другого какого-либо сепаратного уголка, который, отгородившись, создаст что-нибудь. Ибо для всякого серьёзного человека ясно, что такие мечты, как мечты Украины – наивны, Украины ведущую, к слову сказать, преподлую политику. Да, наивны эти мечты, что без великодержавного центра, без русского народа в целом, можно удержаться, поставивши свои столбики и расписавши свою великолепную карту Украины, в которую входит Кубань и половина Дона...
Положение совершенно определённое и ясное: не умрёт, конечно, великий русский народ, но может погибнуть на десятки лет русское государство и ни федеративные республики ни казачьи образования тут не уцелеют.
Что же – большевизм доведёт до конца свою разрушительную работу?
Да – до конца.
И всякие надежды на механическое избавление от него – незбыточные мечты.
И если возможно говорить, что мы докатимся до диктатуры, то на это надо ответить: да - объявить её можно, а подпорки дать нельзя. Если говорят, что одной дивизии достаточно, что бы водворить порядок, то ведь у нас даже и одной такой дивизии нет...
Но когда наступит момент психолгического перелома, когда грабли на которые наступит одураченный народ , ударят его по лбу, - а они его уже бьют, - когда произойдёт психологический сдвиг, как в 1613 году, когда земский собор не путём диктатуры(Пожарский был очень мягкий и очень не сильный человек сравнительно с Мининым), и, конечно, не волей отдельных лиц, не их талантливостью и патриотизмом а исключительно моентом психологического перелома начнётся работа всего народа, И народ найдёт сам выход из своей беды.
Думаю, что за этим туманом можно увидеть солнце, что за этими тучами светит оно и прорвётся рано или поздно, что бы осветить своими лучами прпавду земли русской.
Русский народ в массе, как организм, как целое ещё молод.
Я никогда не забуду глубокую по содержанию лекцию проф. С.Ф. Платонова. В свох заключительных образах он говорит, что пути прежние прожиты, а остались ещё не только не прожитые, но и сулящие нам ещё много великих потрясений и великих радостей.
Через великие потрясения и будет великая Россия.
Нам тяжело потому, что мы действующие лица.
Время для нас ужасно.
А для будущих поколений ?
Не скажут ли они о нас: «в какие интересные времена они жили!?»
Естественно, что совершаемая каждым из нас гражданская работа, могущая быть по отношению к некоторым реализована, жестоким страшным образом, чрезвычайно тяжела и нам не легче от мысли, что, может быть, зато будующим поколениям предстоит лучшая жизнь...
Но работать всё-таки надо...
Источник: Н.М.Мельников. "Митрофан Петрович Богаевский", сборник статей. Мадрид, 1964г.
донского трибуна - "Неистового Митрофана".
Директор Каменской общественной гимназии М.П.Богаевский. 1917 год.
Источник фото: журнал "Казачья жизнь", брошюра № 120, стр.6, февраль 1963г.
Высказывания современников о Богаевском М.П.:
«Ему мы обязаны, что честь казачества соблюдена»
Атаман А.М.Каледин Кругу,
указывая на Богаевкого М.П.
«Когда этот человек маленького роста, с измождённым желтым лицом калмыкского типа, с впалой грудью, в скромном штатском одеянии выходил на кафедру и произносил первые слова, аудитория, как бы она не была многолюдна и разношерстна – затихала, и с напряженным вниманием ловила каждое слово...
Просто, ровно, спокойно, монотонно...
Учитель объясняет ученикам урок»
Министр Донского Правительства К.П.Каклюгин
«Господа,- сказал он, обведя всех искрящимся взглядом. Удивительно приянтый, мягкий, проникающий в душу голос. Полилась речь.
Всё замерло, хождение, кашель прекратились. Пот ручьями стекал с лиц, но его не чувствовали. Голос, идущий из угла комнаты, приковал к себе, усталость прошла, как проходит она у измученных долгим переходом солдат при первых звуках музыки. Красота, искренность речи, необыкновенно широкий размах её, изумили нас.
Все волнующие нас вопросы он изложил в яркой художественной и до того простой по своей постановке речи, что она глубоко проникла в сознание даже не подготовленных слушателей, а таких было много.
Учитель оказался тем удивительным фокусом, в котором сосредоточились все волнующие казачество мысли.
Этим учителем был Мтрофан Пертрович Богаевский, директор Каменской общественной станичной гимназии»
генерал Т.М.Стариков
М.П.Богаевский о судьбах России.
В конце января 1918 года М.П.Богаевский написал письмо к Виктору Севскому в котором «Неистовый Митрофан» рассказывал о той лекции, которую он прочитал для съехашихся в Новочеркасск в начале января 1918 года народных учителей. Лекция Богаевского на этом съезде о казачестве вызвала много разговоров в столице Каледина и была большим событием в то время.
В письме Виктору Севскому М.П.Богаевский писал:
-- В воскресенье читал для народных учителей лекцию о казачестве. Был в голосе и «ударе». Три часа рассказывал. Чутко и напряженно слушала аудитория. Надвинулись сумерки, преждевременные от сырого мрачного тумана. Сумрачен был и конец лекции. Подавленной разошлась аудитория. Стало пусто и на душе лектора.
Заканчивал свою лецию М.П.Богаевский своими мыслями о судьбах России.
-- Мой ректор по Петроградскому университету профессор Эрвин Гримм, историк, на мой вопрос по поводу событий и относительно возможности предсказать о том, что будет дальше, в двадцатых числах марта 1917, года ещё всё представлялось в розовом свете, сказал, что летом неизбежно большое кровопролитие, птому, что развитие большевизма ведёт к тому, что коалиционное министерство будет не в силах удержаться.
Но главная беда данной минуты ещё не в большевизме. А в том, что роковым образом на арене русской жизни стал не только фигурант , но и похуже того – человек, о котором Атаман, по возвращении с Московского Гоударственного Совещания, где Керенского он видел в первый раз, на мой вопрос о премьере, усмехнувшись(а улыбается Алексей Максимович, как известно, в неделю раз), коротко бросил, выразительное, ходкое ныне, слово: «сволочь»...
Когда этот господин адвокат среднего разбора, но с большим темпераметром, человек, который, как я сказал на Войсковом кругу – «ни папы ни мамы в военном деле не понимает», стал во главе революции и армии, уже тогда вдумчивым людям видно было, что человек этот, сыгравший вначале своим темпераметром такую крупную роль – не государственный человек, а балерина, бившаяся в истерике во время своей заключительной речи на Московском Совещании.
И вот тот прогноз, который ставил Гримм, блестяще осуществился.
Развал государственный осуществляется в полной мере, Начинается пунктуальнейшее осуществление понятия анархии, то есть безвластия.
Никто никого больше слушаться не хочет.
Вчера, посетившие нас представители демократических организаций и социалистических партий Учредительного собрания передавали факт, очевидцами которого они сами были в Смольном: красноармеец не пожелал слушаться Ленина и не пошел туда, куда посылал его глава комиссаров.
Не тоже ли у нас: станичный атаман чуть ли не упрашивать должен казака рассыльного отнести казённый пакет...
При таком безусловном развале всей государственной машины , не говоря уж о развале политико-экономическом, прямо и честно приходиться сказать, что русское государство погибает и, конечно, не будет ни казачества ни Дона, ни другого какого-либо сепаратного уголка, который, отгородившись, создаст что-нибудь. Ибо для всякого серьёзного человека ясно, что такие мечты, как мечты Украины – наивны, Украины ведущую, к слову сказать, преподлую политику. Да, наивны эти мечты, что без великодержавного центра, без русского народа в целом, можно удержаться, поставивши свои столбики и расписавши свою великолепную карту Украины, в которую входит Кубань и половина Дона...
Положение совершенно определённое и ясное: не умрёт, конечно, великий русский народ, но может погибнуть на десятки лет русское государство и ни федеративные республики ни казачьи образования тут не уцелеют.
Что же – большевизм доведёт до конца свою разрушительную работу?
Да – до конца.
И всякие надежды на механическое избавление от него – незбыточные мечты.
И если возможно говорить, что мы докатимся до диктатуры, то на это надо ответить: да - объявить её можно, а подпорки дать нельзя. Если говорят, что одной дивизии достаточно, что бы водворить порядок, то ведь у нас даже и одной такой дивизии нет...
Но когда наступит момент психолгического перелома, когда грабли на которые наступит одураченный народ , ударят его по лбу, - а они его уже бьют, - когда произойдёт психологический сдвиг, как в 1613 году, когда земский собор не путём диктатуры(Пожарский был очень мягкий и очень не сильный человек сравнительно с Мининым), и, конечно, не волей отдельных лиц, не их талантливостью и патриотизмом а исключительно моентом психологического перелома начнётся работа всего народа, И народ найдёт сам выход из своей беды.
Думаю, что за этим туманом можно увидеть солнце, что за этими тучами светит оно и прорвётся рано или поздно, что бы осветить своими лучами прпавду земли русской.
Русский народ в массе, как организм, как целое ещё молод.
Я никогда не забуду глубокую по содержанию лекцию проф. С.Ф. Платонова. В свох заключительных образах он говорит, что пути прежние прожиты, а остались ещё не только не прожитые, но и сулящие нам ещё много великих потрясений и великих радостей.
Через великие потрясения и будет великая Россия.
Нам тяжело потому, что мы действующие лица.
Время для нас ужасно.
А для будущих поколений ?
Не скажут ли они о нас: «в какие интересные времена они жили!?»
Естественно, что совершаемая каждым из нас гражданская работа, могущая быть по отношению к некоторым реализована, жестоким страшным образом, чрезвычайно тяжела и нам не легче от мысли, что, может быть, зато будующим поколениям предстоит лучшая жизнь...
Но работать всё-таки надо...
Источник: Н.М.Мельников. "Митрофан Петрович Богаевский", сборник статей. Мадрид, 1964г.
Re: Митрофан Петрович Богаевский
Около войны
(впечатления и встречи)
Очерк М.П. Богаевского.
М.П.Богаевский, как известно, не был чужд журналистики и даже, сидя в тюрме Великокняжеской станицы, мечтал сделаться журналистом, если судьба пошлёт избавится от неволи.
Будучи учителем М.П.Богаевский работал в газетах, подписываясь в память родной речки – Ольховским. Очерк «Около войны» был, очевидно, подготовлен к печати, но света не увидел. Написан очерк в Персиановке под Новочеркасском на даче у тестя М.П-ча.
Очерк согрет огромной любовью М.П.Богаевского к русскому народу и русскому солдату.
***
Недели полторы тому назад получил из В. телеграмму от брата с просьбой навестить его в госпитале, где он лежал. Не виделись уже более года и давно уже мечтали повидаться.
Я сейчас же собрался и поехал. До Харькова ехать было свободно, и война ещё не чувствовалась. Но уже в Ростове и на огромном Харьковском вокзале встречается много серых солдатских фигур и очень редко офицеры.
От Харькова вагоны 3-го класса буквально набиваются «земляками», как везде теперь, а в особенности на войне, называют солдат. Они плотной массой забивают все вагоны и проходы, забираются на все полки и устраиваются не только на полках для вещей, но даже и на боковых узеньких полочках, и спят в самых невозможных позах.
И при этом не только никаких претензий, неудовольствий, стремления использовать своё исключительное положение(ведь едут на позиции!), но полная готовность помочь, уступить, а всякое внимание и любезность со стороны публики встречается, иначе не скажешь, - застенчиво-радостно.
Несмотря на невероятную тесноту, духоту и пр. прелести летнего путешевствия, 3-й класс удивительно быстро устраивается, как будто утрамбовывается и непременно начинает пить чай.
Чайники, стаканы, чай, сахар становятся общественным достоянием.. Русский человек вообще не брезглив, а здесь «с кипяточком» и подавно становится чужд гигеенических предрассудков.
За чаем, конечно, завязываются те особые вагонные и при этом именно 3-го класса разговоры, когда собеседники не занимаются физионамистикой, а задают вопросы ясно:»Вы откуда будете?» - «А чем занимаетесь?» - «Едете куда?» - и т.д.
Собеседник не ломается и никогда почти не делает секрета из своего общественного, семейного и имущественного положения.
«Земляки внесли новую богатейшую тему в вагонные разговоры: про войну, про «него», про себя, своё горе и радости, которые теперь горе и радость почти каждого пассажира.
Путь долгий, пересадок много, но скуки и озлобления не чувствуешь: хочешь всё глубже окунуться в эту серую живую массу, слиться с нею и понять всё, а не полюбить этих «земляков» нельзя , и только, кажется, одни российские кондуктора не теряют случая обнаружить свою гнусную повадку: где можно ставить крючки и зацепки. Нужно заметить, что вообще отношение кондукторских бригад к солдатской массе в лучшем случае терпимое, чаще же весьма недружелюбное и придирчивое.
По пути в В. чаще приходилось ехать или с получившими «чистую» в каком-нибудь лазарете, а ещё чаще с едущими обратно в Армию бывшими в слабосильных командах, в командировках, отлучках и т.д.
По возрасту, частям войск, фронтам и пр. - были самые разные лица.
Вот, например, уже не молодой, приземистый унтер-офицер из черниговских хохлов, видимо, зажиточный у себя дома мужик, спокойно повествующий о том, какие труды приняли они в Карпатах, когда наступали: «Хуже, чем в Манджурии было», - рассказывает он совершенно спокойно – деловито.
Молодой солдат из кавалерии , возвращающийся из слабосильной команды, уже, видимо, тронутый культурой, пытается развивать умные мысли о нецелесообразности войны вообще.
Старый унтер ему твёрдо возражает :
- Так як же це?! Бились-бились, да, и бросить же ? Да у меня 6 душ детей, а я так не кажу, як ты, хотя и бачив японскую войну и могу ещё раз сходить на Карпаты.
Что ж, - нужно всем потрудиться! – резюмирует он свою речь, а что трудно – об этом нечего говорить: трудно всем!
Разговор коснулся женщин-добровольцев. Кто-то из «вольны»х усомнился в том, что это женское дело и нет ли , мол, чего в этом дурного.
И снова наш хохлик толково и серьёзно разъясняет публике: «Да в нашей роте 6 женщин было». И плохого ничего сказать нельзя. Первое – это были или девушки или женщины бездетные, что дома нечего было бросать. А трудились они не хуже солдат и службу солдатскую несли со всеми одинаково. Они себя держали хорошо, и солдаты ничего не позволяли себе. И удивляется недоверию штатской публики.
- Да почему же женщина служить не может?
Кто-то из публики глубокомысленно задаёт вопрос:
- Да что же им ружья дают небольшие?
Хохлик удивляется невежеству вопрошающего и разъясняет: да ружья в русской армии все одинаковы – разницы нет.
И целый ряд солдатских голосов делится своими впечатлениями о том, где какие были случаи подвигов женщин, участия их в разведках.
И ни одного слова грязного намёка, плоской шутки.
Кто бывал на позициях, сидел в окопах, делится своими впечатлениями.
- Как выскочишь из окопа – повествует добродушный по виду молодой солдат, - ничего не помнишь, становишься сам не свой, ажнак дух захватывает и норовишь его штыком скорей достать , а он страсть боиться наших штыков. Как услышит «ура», сейчас же ходу даёт, но только враг он сурьёзный, упорный и супротивный. Лежит иной уже раненый, так обязательно норовит стрелять, а ты подскочишь, да штыком его пырнёшь – ну тогда он спокойнее становится...
И улыбается мягко, с полной верой, что иначе и быть не может.
Другой рыжий немолодой солдат из запасных, уже с крестом на рубахе, одобрительно рассказывает про то, какие у них были хорошие окопы и как оттуда и выходить не хотелось.
«И всякое тебе тут угодье: и лес, и речка близко, и грунт хороший, и стрелять было удобно».
«А как перегнали нас в другое место, так плохо и нам и им было. А между окопами ихними и нашими колодезь. Вот мы и приноровились: к вечеру стрельбу кончаем, ружья покладём и идём с баклажками к колодцу, а они тоже ружья поскладывают и выходят со своими баклажками, и соберёмся у колодца, воды наберём, и обратно каждый к себе, а как схоронимся, так и стрелять начинаем.
Под К. мы стояли, там окопы близко подошли и мы перекликались. Немцы кричат нам: «Русские, идите вино к нам пить!». А мы: «Немцы, ходите до нас хлеб есть!» А они осерчают и палить начинают, через то, что хлеб у них плохой, да и мало его, а вина и водки и даже рому всегда много(у нас в баклажке вода).
Молоденький солдатик всего 22 лет, лежавший на 2-й полке, хоть у него не действовала одна нога, живо вмешивается в разговор:
«Ох и пьяные же они идут в атаку, прямо ничего не разбирают; я одному, когда они лезли на наш окоп, перебил обе ноги, а он на руках лезет, да смеётся. Так я оторопел, думал, что нечистая сила идёт на меня. А он просто пьяный оказался».
Удивительное он произвёл на меня впечатление. Он уже «чистую» получил, теперь едет на родину и смеётся:
«Не иначе тысячу рублей за меня возьму, женихов теперь мало, а у меня брак не большой, попорчен я мало: одна нога повреждена, а руки целы и ходить могу. Обидно, только, что попортили меня уже самым последним снарядом».
И всё это удивительно просто: нет т.н. героизма, нет бахвальства над врагом, всё делается так, как важное серьёзное дело с поразительно ясным сознанием его необходимости. «Если теперь не отобъёмся, детям будет плохо» - буквальная фраза старого запасного.
***
В В. – большом городе, несмотря на близость к театру войны, совершенно спокойно.
Кроме солдат и прапорщиков, встречаются разные врачебные и интендантские чины, все же остальное нисколько не изменилось, - конечно с внешней стороны. Легко найти недорогой номер , и жизнь в отношении дороговизны ничем не отличается от других мест России.
Встречался с разной публикой и вынес одно определённое впечатление: мы здесь в тылу, гораздо больше нервничаем, волнуемся и суетимся, нежели там, впереди, где знают, что и как делать.
Постоянная опасность, расшатывая нервы, видимо укрепляет самообладание, привычку не теряться и постоянно работать, И офицеры и солдаты говорят, что лежать в обозе – скучная история, совершенно расслабляющая тело и дух.
Типичное лицо восточного человека. А по профессии – штабс-капитан русской армии. О своей роте говорит с недоумением: «Меня спрашивают, кому дать георгиевские кресты, а я не знаю, что ответить: им всем нужно дать, работали одинаково».
И рассказывает об одном татарине, который во время сидения в окопах проводил методически свою собственную программу дня: набирал массу патронов, забирался в пункт поудобнее и начинал донимать немцев, стрелок редкий, и он один умудрялся своей меткой стрельбой до такой степени озлобить немцев, что они иногда поднимали большую стрельбу по его месту, и тогда он, крепко по-русски обругав немцев, здесь же укладывался спать, приговаривая: «Стреляй, стреляй..., а моя будет спать!»
Затихала усиленная перестрелка , и Ахмет, поспавши, снова принимался досаждать немцам.
С восторгом говорят о сибирских «земляках». Крепкий здоровый бородатый народ, они обладаю невероятной выносливостью.
«Во время отступления из В.Пруссии», рассказывает казак, «мы на лошадях обогнали земляков и ушли далеко вперёд. Стали отдохнуть, глядь, а земляки эти уже догоняют нас. Пройти 50 вёрст в сутки - это нипочём , а делали и по 80 в. кое-где».
А вот со слов слушавших и очевидцев эпическое повествование сибиряка, как они ходили в аиаку: «И было в роте нас 200 человек. Вот приказали нам наступать. Мы и пошли. Мы, это идём, стеляем, а прапорщик наш впереди идёт, да шашкой помахивает. И шли мы и шли и всё выбивали, где штыками работали, а как остановились, да посчитали, ни прапорщика нашего не оказалось и нас осталось всего душ 50, - вот оно какое наступление быват»...
Вспоминают, как хорошо жилось в В.Пруссии, богатой всякими запасами, и как они сначала мирных жителей берегли. «Известно, за что же его, мирного жителя обижать?» рассуждали солдаты, да и начальство строго приказывало не трогать мирных жителей. Но во время отступления немцы вели себя предательски: не только сигнализировали разными способами своим войскам, но ешё стреляли из окопов и крыш, а нередко наши обозы и отсталых обсыпал пулемёт, спрятанный во время отступления немцев, оставлявших и переодетого солдата при нём. Но, опять-таки, похвальбы рпсправами, рассказов о каких-нибудь оргиях и т.п. слышать не приходилось, хотя обстановка и позволяла высказываться совершенно откровенно.
***
Из В. пришлось ехать с большими трудностями: поезд сильно опаздывал, его задерживали встречные воинские поезда.
Снова переполнены солдатской массой вагоны, снова разговоры – чаепитие.
Ехали в глубь России, удаляясь от войны всё далее и далее. После серых земель с.з. края со скудной рожью и картофлянниками и соснами потянулись чернозёмные поля Малороссии и южной центральной полосы.
Пошло чернолесье и буйные хлеба. Воздух степной-ароматный врывался в душные вагоны из тёмной уже южной ночи. Тянуло к окнам, возле которых загорались иные беседы.
- Глянь-ка, Иван Петрович, а вон в ночное ребяты лошадей повели... Небось и мой теперь там хозяйнует, тоже хлопочет, колотится. Только заметил – ни бабы, ни ребяты не умеют скотины кормить, хотя и корму много переведут. Это нужно давать умеючи... Вот скорей бы доехать до Воронежа, а там до наших Деркунов недалеко. Ты думаешь, что я лежать туда поеду? Нет, брат, лежать некогда, самая косовица подошла...
Так радостно болтал нестарый среднего роста солдат с прстым крестьянским лицом и бородой клинушком. Его зачислили в слабосильную команду и отпустили на 10 дней домой.
Его собеседник, тоже постарше из запасных, не мог оторваться от окна и, видимо, переживал детскую радость при виде уже знакомых мест.
- Ты посмотри же, Гаврила, лога-то у нас какие! Там их совсем нет! – оживился он, увидевши зелёные, глубокие лощины вблизи полотна. _ Слава Тебе Господи, что снова довелось свой край увидеть, так и думал, что уж не вернусь, нет, вижу, приходится. И скажи отчего это так сердце пурухтается, не иначе – от радости...
И он улыбался бессознательно-счастливой улыбкой взрослого ребёнка, которому так мила и близка вся деревенская природа и поля , и овсы, и лога и всё...
Поезд быстро нас мчал в бесконечные дали Руси в тёплую летнюю ночь. Становилось на душе хорошо-тихо, но и безотчётно грустно: с одной стороны бесконечная и беспредельная матушка-Русь...
- а с другой томила мысль Лермонтова из «Валерика».
М.Ольховский
Источник: журнал «Донская волна», брошюра № 14, от 31.03.1919 г.
Очерк является неотъемлемой частью книги Мельникова Н.П.
(впечатления и встречи)
Очерк М.П. Богаевского.
М.П.Богаевский, как известно, не был чужд журналистики и даже, сидя в тюрме Великокняжеской станицы, мечтал сделаться журналистом, если судьба пошлёт избавится от неволи.
Будучи учителем М.П.Богаевский работал в газетах, подписываясь в память родной речки – Ольховским. Очерк «Около войны» был, очевидно, подготовлен к печати, но света не увидел. Написан очерк в Персиановке под Новочеркасском на даче у тестя М.П-ча.
Очерк согрет огромной любовью М.П.Богаевского к русскому народу и русскому солдату.
***
Недели полторы тому назад получил из В. телеграмму от брата с просьбой навестить его в госпитале, где он лежал. Не виделись уже более года и давно уже мечтали повидаться.
Я сейчас же собрался и поехал. До Харькова ехать было свободно, и война ещё не чувствовалась. Но уже в Ростове и на огромном Харьковском вокзале встречается много серых солдатских фигур и очень редко офицеры.
От Харькова вагоны 3-го класса буквально набиваются «земляками», как везде теперь, а в особенности на войне, называют солдат. Они плотной массой забивают все вагоны и проходы, забираются на все полки и устраиваются не только на полках для вещей, но даже и на боковых узеньких полочках, и спят в самых невозможных позах.
И при этом не только никаких претензий, неудовольствий, стремления использовать своё исключительное положение(ведь едут на позиции!), но полная готовность помочь, уступить, а всякое внимание и любезность со стороны публики встречается, иначе не скажешь, - застенчиво-радостно.
Несмотря на невероятную тесноту, духоту и пр. прелести летнего путешевствия, 3-й класс удивительно быстро устраивается, как будто утрамбовывается и непременно начинает пить чай.
Чайники, стаканы, чай, сахар становятся общественным достоянием.. Русский человек вообще не брезглив, а здесь «с кипяточком» и подавно становится чужд гигеенических предрассудков.
За чаем, конечно, завязываются те особые вагонные и при этом именно 3-го класса разговоры, когда собеседники не занимаются физионамистикой, а задают вопросы ясно:»Вы откуда будете?» - «А чем занимаетесь?» - «Едете куда?» - и т.д.
Собеседник не ломается и никогда почти не делает секрета из своего общественного, семейного и имущественного положения.
«Земляки внесли новую богатейшую тему в вагонные разговоры: про войну, про «него», про себя, своё горе и радости, которые теперь горе и радость почти каждого пассажира.
Путь долгий, пересадок много, но скуки и озлобления не чувствуешь: хочешь всё глубже окунуться в эту серую живую массу, слиться с нею и понять всё, а не полюбить этих «земляков» нельзя , и только, кажется, одни российские кондуктора не теряют случая обнаружить свою гнусную повадку: где можно ставить крючки и зацепки. Нужно заметить, что вообще отношение кондукторских бригад к солдатской массе в лучшем случае терпимое, чаще же весьма недружелюбное и придирчивое.
По пути в В. чаще приходилось ехать или с получившими «чистую» в каком-нибудь лазарете, а ещё чаще с едущими обратно в Армию бывшими в слабосильных командах, в командировках, отлучках и т.д.
По возрасту, частям войск, фронтам и пр. - были самые разные лица.
Вот, например, уже не молодой, приземистый унтер-офицер из черниговских хохлов, видимо, зажиточный у себя дома мужик, спокойно повествующий о том, какие труды приняли они в Карпатах, когда наступали: «Хуже, чем в Манджурии было», - рассказывает он совершенно спокойно – деловито.
Молодой солдат из кавалерии , возвращающийся из слабосильной команды, уже, видимо, тронутый культурой, пытается развивать умные мысли о нецелесообразности войны вообще.
Старый унтер ему твёрдо возражает :
- Так як же це?! Бились-бились, да, и бросить же ? Да у меня 6 душ детей, а я так не кажу, як ты, хотя и бачив японскую войну и могу ещё раз сходить на Карпаты.
Что ж, - нужно всем потрудиться! – резюмирует он свою речь, а что трудно – об этом нечего говорить: трудно всем!
Разговор коснулся женщин-добровольцев. Кто-то из «вольны»х усомнился в том, что это женское дело и нет ли , мол, чего в этом дурного.
И снова наш хохлик толково и серьёзно разъясняет публике: «Да в нашей роте 6 женщин было». И плохого ничего сказать нельзя. Первое – это были или девушки или женщины бездетные, что дома нечего было бросать. А трудились они не хуже солдат и службу солдатскую несли со всеми одинаково. Они себя держали хорошо, и солдаты ничего не позволяли себе. И удивляется недоверию штатской публики.
- Да почему же женщина служить не может?
Кто-то из публики глубокомысленно задаёт вопрос:
- Да что же им ружья дают небольшие?
Хохлик удивляется невежеству вопрошающего и разъясняет: да ружья в русской армии все одинаковы – разницы нет.
И целый ряд солдатских голосов делится своими впечатлениями о том, где какие были случаи подвигов женщин, участия их в разведках.
И ни одного слова грязного намёка, плоской шутки.
Кто бывал на позициях, сидел в окопах, делится своими впечатлениями.
- Как выскочишь из окопа – повествует добродушный по виду молодой солдат, - ничего не помнишь, становишься сам не свой, ажнак дух захватывает и норовишь его штыком скорей достать , а он страсть боиться наших штыков. Как услышит «ура», сейчас же ходу даёт, но только враг он сурьёзный, упорный и супротивный. Лежит иной уже раненый, так обязательно норовит стрелять, а ты подскочишь, да штыком его пырнёшь – ну тогда он спокойнее становится...
И улыбается мягко, с полной верой, что иначе и быть не может.
Другой рыжий немолодой солдат из запасных, уже с крестом на рубахе, одобрительно рассказывает про то, какие у них были хорошие окопы и как оттуда и выходить не хотелось.
«И всякое тебе тут угодье: и лес, и речка близко, и грунт хороший, и стрелять было удобно».
«А как перегнали нас в другое место, так плохо и нам и им было. А между окопами ихними и нашими колодезь. Вот мы и приноровились: к вечеру стрельбу кончаем, ружья покладём и идём с баклажками к колодцу, а они тоже ружья поскладывают и выходят со своими баклажками, и соберёмся у колодца, воды наберём, и обратно каждый к себе, а как схоронимся, так и стрелять начинаем.
Под К. мы стояли, там окопы близко подошли и мы перекликались. Немцы кричат нам: «Русские, идите вино к нам пить!». А мы: «Немцы, ходите до нас хлеб есть!» А они осерчают и палить начинают, через то, что хлеб у них плохой, да и мало его, а вина и водки и даже рому всегда много(у нас в баклажке вода).
Молоденький солдатик всего 22 лет, лежавший на 2-й полке, хоть у него не действовала одна нога, живо вмешивается в разговор:
«Ох и пьяные же они идут в атаку, прямо ничего не разбирают; я одному, когда они лезли на наш окоп, перебил обе ноги, а он на руках лезет, да смеётся. Так я оторопел, думал, что нечистая сила идёт на меня. А он просто пьяный оказался».
Удивительное он произвёл на меня впечатление. Он уже «чистую» получил, теперь едет на родину и смеётся:
«Не иначе тысячу рублей за меня возьму, женихов теперь мало, а у меня брак не большой, попорчен я мало: одна нога повреждена, а руки целы и ходить могу. Обидно, только, что попортили меня уже самым последним снарядом».
И всё это удивительно просто: нет т.н. героизма, нет бахвальства над врагом, всё делается так, как важное серьёзное дело с поразительно ясным сознанием его необходимости. «Если теперь не отобъёмся, детям будет плохо» - буквальная фраза старого запасного.
***
В В. – большом городе, несмотря на близость к театру войны, совершенно спокойно.
Кроме солдат и прапорщиков, встречаются разные врачебные и интендантские чины, все же остальное нисколько не изменилось, - конечно с внешней стороны. Легко найти недорогой номер , и жизнь в отношении дороговизны ничем не отличается от других мест России.
Встречался с разной публикой и вынес одно определённое впечатление: мы здесь в тылу, гораздо больше нервничаем, волнуемся и суетимся, нежели там, впереди, где знают, что и как делать.
Постоянная опасность, расшатывая нервы, видимо укрепляет самообладание, привычку не теряться и постоянно работать, И офицеры и солдаты говорят, что лежать в обозе – скучная история, совершенно расслабляющая тело и дух.
Типичное лицо восточного человека. А по профессии – штабс-капитан русской армии. О своей роте говорит с недоумением: «Меня спрашивают, кому дать георгиевские кресты, а я не знаю, что ответить: им всем нужно дать, работали одинаково».
И рассказывает об одном татарине, который во время сидения в окопах проводил методически свою собственную программу дня: набирал массу патронов, забирался в пункт поудобнее и начинал донимать немцев, стрелок редкий, и он один умудрялся своей меткой стрельбой до такой степени озлобить немцев, что они иногда поднимали большую стрельбу по его месту, и тогда он, крепко по-русски обругав немцев, здесь же укладывался спать, приговаривая: «Стреляй, стреляй..., а моя будет спать!»
Затихала усиленная перестрелка , и Ахмет, поспавши, снова принимался досаждать немцам.
С восторгом говорят о сибирских «земляках». Крепкий здоровый бородатый народ, они обладаю невероятной выносливостью.
«Во время отступления из В.Пруссии», рассказывает казак, «мы на лошадях обогнали земляков и ушли далеко вперёд. Стали отдохнуть, глядь, а земляки эти уже догоняют нас. Пройти 50 вёрст в сутки - это нипочём , а делали и по 80 в. кое-где».
А вот со слов слушавших и очевидцев эпическое повествование сибиряка, как они ходили в аиаку: «И было в роте нас 200 человек. Вот приказали нам наступать. Мы и пошли. Мы, это идём, стеляем, а прапорщик наш впереди идёт, да шашкой помахивает. И шли мы и шли и всё выбивали, где штыками работали, а как остановились, да посчитали, ни прапорщика нашего не оказалось и нас осталось всего душ 50, - вот оно какое наступление быват»...
Вспоминают, как хорошо жилось в В.Пруссии, богатой всякими запасами, и как они сначала мирных жителей берегли. «Известно, за что же его, мирного жителя обижать?» рассуждали солдаты, да и начальство строго приказывало не трогать мирных жителей. Но во время отступления немцы вели себя предательски: не только сигнализировали разными способами своим войскам, но ешё стреляли из окопов и крыш, а нередко наши обозы и отсталых обсыпал пулемёт, спрятанный во время отступления немцев, оставлявших и переодетого солдата при нём. Но, опять-таки, похвальбы рпсправами, рассказов о каких-нибудь оргиях и т.п. слышать не приходилось, хотя обстановка и позволяла высказываться совершенно откровенно.
***
Из В. пришлось ехать с большими трудностями: поезд сильно опаздывал, его задерживали встречные воинские поезда.
Снова переполнены солдатской массой вагоны, снова разговоры – чаепитие.
Ехали в глубь России, удаляясь от войны всё далее и далее. После серых земель с.з. края со скудной рожью и картофлянниками и соснами потянулись чернозёмные поля Малороссии и южной центральной полосы.
Пошло чернолесье и буйные хлеба. Воздух степной-ароматный врывался в душные вагоны из тёмной уже южной ночи. Тянуло к окнам, возле которых загорались иные беседы.
- Глянь-ка, Иван Петрович, а вон в ночное ребяты лошадей повели... Небось и мой теперь там хозяйнует, тоже хлопочет, колотится. Только заметил – ни бабы, ни ребяты не умеют скотины кормить, хотя и корму много переведут. Это нужно давать умеючи... Вот скорей бы доехать до Воронежа, а там до наших Деркунов недалеко. Ты думаешь, что я лежать туда поеду? Нет, брат, лежать некогда, самая косовица подошла...
Так радостно болтал нестарый среднего роста солдат с прстым крестьянским лицом и бородой клинушком. Его зачислили в слабосильную команду и отпустили на 10 дней домой.
Его собеседник, тоже постарше из запасных, не мог оторваться от окна и, видимо, переживал детскую радость при виде уже знакомых мест.
- Ты посмотри же, Гаврила, лога-то у нас какие! Там их совсем нет! – оживился он, увидевши зелёные, глубокие лощины вблизи полотна. _ Слава Тебе Господи, что снова довелось свой край увидеть, так и думал, что уж не вернусь, нет, вижу, приходится. И скажи отчего это так сердце пурухтается, не иначе – от радости...
И он улыбался бессознательно-счастливой улыбкой взрослого ребёнка, которому так мила и близка вся деревенская природа и поля , и овсы, и лога и всё...
Поезд быстро нас мчал в бесконечные дали Руси в тёплую летнюю ночь. Становилось на душе хорошо-тихо, но и безотчётно грустно: с одной стороны бесконечная и беспредельная матушка-Русь...
- а с другой томила мысль Лермонтова из «Валерика».
М.Ольховский
Источник: журнал «Донская волна», брошюра № 14, от 31.03.1919 г.
Очерк является неотъемлемой частью книги Мельникова Н.П.
- Sarry
- Сообщения: 43614
- Зарегистрирован: 12 мар 2006, 21:47
- Пол: мужской
- Семейное положение: в браке
- Езжу на: Skoda Octavia
- Благодарил (а): 9689 раз
- Поблагодарили: 7463 раза
- Контактная информация:
Митрофан Петрович Богаевский
Плакат с изображением Войскового атамана ВВД ген-лейтенанта Богаевского Африкана Петровича
Отсюда: http://goskatalog.ru/portal/#/collections?id=6075523
Утром я солнце... Ночью я лунный свет...
Давайте любить свой город.
Поищите в архивах дедушек и бабушек фотографии старого города и поделитесь видами города: gallery/upload/
Давайте любить свой город.
Поищите в архивах дедушек и бабушек фотографии старого города и поделитесь видами города: gallery/upload/
- Sarry
- Сообщения: 43614
- Зарегистрирован: 12 мар 2006, 21:47
- Пол: мужской
- Семейное положение: в браке
- Езжу на: Skoda Octavia
- Благодарил (а): 9689 раз
- Поблагодарили: 7463 раза
- Контактная информация:
Митрофан Петрович Богаевский
И ещё вопрос к читателям этой темы - часть вложений были загружены автором на бесплатный фотохостинг «Радикал», который их удалил. Может быть кто-то сохранял их к себе, поделитесь, я восстановлю их в теме.
Утром я солнце... Ночью я лунный свет...
Давайте любить свой город.
Поищите в архивах дедушек и бабушек фотографии старого города и поделитесь видами города: gallery/upload/
Давайте любить свой город.
Поищите в архивах дедушек и бабушек фотографии старого города и поделитесь видами города: gallery/upload/